Читать книгу "Греховные радости - Пенни Винченци"

— Энджи, дорогая моя, вот это действительно прекрасная новость. Поздравляю от всей души. Что ж, одно из самых больших моих сомнений теперь отпало. Думаю, это стоит отметить шампанским. Ничего, что вам потом вести машину. По такому случаю вы обязательно должны выпить. Мы оба должны. Потом вы можете со мной перекусить, что-нибудь легкое, сэндвич или еще что. И все будет в порядке. Или… — он опять обеспокоенно взглянул на нее, — или вам нельзя шампанское?

— Да нет, думаю, можно. — Пить ей совершенно не хотелось, но она так обрадовалась тому, как он прореагировал на ее слова, была так тронута проявленным им теплом, что не нашла в себе сил отказаться. — С удовольствием.

— Посидите здесь, дорогая. Я пойду принесу. Это недолго.

Вернулся он улыбающийся, с подносом в руках; с хлопком открыл бутылку, налил ей бокал.

— А вы сами разве не будете, Александр?

— Н-ну… знаете, я ведь пил виски. Не вполне сочетается одно с другим. Разве что самую малость. За здоровье малыша надо выпить.

Он налил себе — действительно самую малость, отметила Энджи, — и поднял бокал.

— За наследника! За моего внука!

— За наследника, — повторила Энджи. Ощущала она себя несколько глуповато. Довольно быстро осушив бокал, она снова протянула его Александру, заметив при этом, что он свой только пригубил и больше не трогал.

— А как вы себя чувствуете? И когда… когда должен появиться ребенок?

— В июне, — поспешно ответила она. — Мы поженимся через неделю. Так что все будет по закону. И он будет абсолютно законнорожденный.

— Разумеется. — Александр снова улыбнулся. — Я вижу, вы ждете мальчика?

— Да. Но знаете, это мы сами так себя убедили. Просто нам очень хочется, понимаете? Чтобы был мальчик.

— А как вы себя чувствуете?

— О… прекрасно. Лучше, чем когда у меня были близнецы.

— Это хорошо.

Энджи вдруг почувствовала, как комната стала слегка вращаться вокруг нее. Она явно выпила слишком много и слишком быстро. Вот черт. Почему-то ей все это начинало не нравиться. Что-то как будто мешало. Хорошо бы, если бы Георгина была дома. Или хотя бы миссис Тэллоу.

Она несколько нервозно улыбнулась Александру.

— Что-то у меня голова закружилась. Слишком много шампанского. А нельзя мне поймать вас на слове насчет того сэндвича?

— Конечно. Сейчас принесу. Посидите тут и отдохните. Простите меня, дорогая. — Вид у него опять стал озабоченный. — Если хотите, я вам и кофе сделаю.

— Это было бы чудесно. Спасибо.

Она посидела некоторое время, листая какой-то сельскохозяйственный журнал и стараясь убедить себя в том, что она не настолько пьяна, как ей кажется. Теперь она вдруг к тому же почувствовала себя нехорошо, и вдобавок у нее страшно разболелась голова. И стоило ей только чуть-чуть ослабить контроль над собой, как комната вокруг начинала немного раскачиваться. Не надо ей было пить это шампанское, не надо. Она сделала глупость, большую глупость, что выпила. Хотя прежде, когда она ходила с близнецами, у нее никогда не возникало из-за шампанского никаких проблем. Да, но ведь теперь она стала старше. Наверное, следует вести себя осторожнее. «А смогу ли я вести машину?» — подумала Энджи. Может быть, лучше позвонить Максу и попросить его за ней заехать. Она взглянула на часы: было почти восемь. Макс уже должен с минуты на минуту быть дома. Она подошла к телефону и набрала номер «Ключей»; ответила ей няня.

Макса не было дома, но да, конечно, она передаст ему, чтобы он позвонил Энджи в Хартест, как только приедет. Энджи снова уселась в кресло, решив, что надо попытаться расслабиться и отдохнуть часок-другой. Если потом она почувствует себя лучше, то поедет сама.

Вошел Александр, неся поднос с сэндвичами, бутылкой минеральной воды и кофейником.

— Ну вот, это должно вам помочь. Лососина. Подойдет? Больше я ничего в холодильнике не обнаружил.

— Прекрасно, — ответила Энджи. — Мне как раз ее и хотелось.

Она молниеносно проглотила три бутерброда, запив их двумя стаканчиками воды; комната стала качаться не так сильно. И ощущение тошноты тоже отступило.

— Теперь вы выглядите получше, — улыбнулся Александр. — Вам, наверное, надо подкормиться.

— Я и так ем за двоих, — тоже улыбнулась Энджи.

Оба замолчали. Потом он проговорил:

— Энджи, есть еще кое-что. Я…

Энджи глубоко вздохнула. Ну вот оно, то самое. Почему-то она почувствовала себя незащищенной, ей было трудно говорить об этом с прежней прямотой, откровенно. Она подалась к Александру и положила руку ему на колено.

— Александр, не надо. Не нужно вообще об этом говорить. Я понимаю, для вас тот день должен был показаться сплошным кошмаром, он и меня с тех пор преследует. Простите меня ради бога. Но я никогда никому ничего не говорила и никогда не скажу. Честное слово. Клянусь вам.

Александр взглянул на нее, и по его лицу разлилось выражение непередаваемого недоумения.

— Простите?

На Энджи снова накатил приступ головокружения, но она не обратила на него внимания. Надо избавиться от этой проблемы, высказать все и забыть, оставить ее в прошлом, чтобы она не отравляла больше их жизни.

— Александр, я говорю о том утре, когда вы сказали мне о… о своей… об импотенции.

Ну вот. Она произнесла это слово. Высказалась.

— Простите? — снова повторил Александр.

— Не надо, Александр, не нужно делать вид, будто ничего не было. Честное слово, не нужно. Вы мне сами тогда это сказали, я отнеслась к вашим словам с пониманием и просто хочу вас уверить: что касается меня, то ничего этого не было. Я ничего не знаю. И никогда не скажу ни Максу, ни кому другому. Пожалуйста, не беспокойтесь на этот счет.

Александр кивнул. Взгляд его принял свое обычное, рассеянно-неопределенное выражение. Он был явно потрясен тем, что Энджи заговорила на эту тему. Но по крайней мере разговор был уже начат.

— Да, — произнес он, — да. Хорошо. Спасибо.

— Вы, вообще-то, хотите обсуждать эту тему?

— Нет, — ответил он. — Нет. Нет, не думаю.

Наступило долгое молчание. Потом Александр снова взглянул на нее, и лицо у него внезапно изменилось. Теперь оно не было рассеянным; напротив, стало резким и очень напряженным.

— Так, значит, вы знали? — спросил он. — Правда знали?

— Александр, ну конечно же знала. Вы ведь сами мне сказали.

Снова наступила очень, очень долгая пауза. Потом он заговорил, и голос его звучал странно, как будто отрепетированно.

— Да. Да, конечно. Теперь я вспомнил. Конечно, я сам сказал.

Еще одна долгая пауза, потом он произнес:

— Пожалуй, я бы действительно хотел поговорить об этом. Может быть, это окажется чем-то полезно. Знаете, я никогда об этом не говорил. С тех самых пор… после Вирджинии.