Читать книгу "Эволюция потребления - Франк Трентманн"

Жилье превратилось сегодня в одну гигантскую розетку. В Соединенном Королевстве электричество, съедаемое бытовыми приборами, выросло в два раза за три десятилетия после кризиса 1973 года. Более крупные холодильники и телевизоры – это лишь одна из причин. Свою роль сыграл и наплыв гаджетов нового поколения, начиная с Game Boys и заканчивая цифровыми телефонами и фотоаппаратами с заряжаемыми аккумуляторами. В 2009 году в типичном британском доме было в десять раз больше потребительских электронных товаров, чем в 1990 году. Несмотря на появление энергосберегающих технологий и борьбу с холостым ходом, потребление энергии возросло в шесть раз. В Соединенных Штатах в 1983 году было продано 5 миллионов персональных компьютеров. Спустя двадцать лет это число уже равнялось 35 миллионам. Из-за появления новых технологических разработок вроде плазменных панелей старые больше не могли полностью удовлетворить существующие потребности. В 2003 году в США было продано почти в два раза больше телевизоров, чем в 1983-м[1799].

Дом демонстрирует ускорившуюся циркуляцию материальных потоков на глобальном уровне. Наш материальный метаболизм ускорился – пусть не у каждого, но у большинства. Новые вещи и гаджеты привлекают наше внимание, но, что еще более печально, потребление традиционных товаров также растет. В 2006 году британские женщины покупали в два раза больше одежды, чем десять лет назад. Не только большее число электронных товаров оказывается на свалке, но и больше мебели; в США доля мебели в муниципальных твердых отходах увеличилась в два раза между 1960 и 2009 годами и достигла 9,9 миллиона тонн[1800]. Рост числа камер хранения и площадей для складирования вне дома вовсе не помог освободить его от вещей – совсем наоборот. Специальные хранилища, чердаки и увеличение площади кухни – симптомы одной и той же болезни, проявляющиеся в разных местах. На типичной американской кухне в 2004 году располагалось в среднем 330 разных предметов (максимум 1019). Даже на маленькой кухне можно было обнаружить не менее 655 предметов, что в три раза больше, чем в 1948 году. Вафельницы, блендеры, ложки для грейпфрута и чашки для эспрессо – каждый пытается отвоевать себе кусочек места. Как следствие столешницы становятся все длиннее, а ящики – все больше. В угоду популярному образу кухни-столовой, на которой можно продемонстрировать гостям свои кулинарные способности, хозяева выставляют на полках поваренные книги и специальные кухонные приборы, которыми едва ли пользуются. В Великобритании подобный образ кухни как места для общения, а не для готовки, привел к особо тяжким последствиям. Как ни странно, новые британские дома стали меньше, а не больше, и появление посудомоечной машины и элегантного капучинатора еще больше сократило пространство, призванное быть сердцем дома и, следовательно, предполагающее наличие стола и стульев. Единственным решением проблемы становились перепланировка со сносом стен и строительство подвала[1801].

Представим себе два идеальных мира материальной эффективности. Одним управляет культ бережливости, когда люди повинуются закону «используй до конца, износи, обойдись тем, что есть». Другой представляет из себя более динамичный и интенсивный режим, при котором огромное количество вещей проносятся на высокой скорости сквозь жизнь человека и не создают при этом мусора, не приносят вреда, потому что их поток замкнут и так эффективен, что старое постоянно превращается в новое. В настоящий момент мы крайне далеки от первого варианта, но не менее далеки от второго. Люди привыкли, что дебаты о расточительности, как правило, сводятся к мусорному ведру и контейнеру для переработки, потом нам начинает казаться, что решение проблемы в наших руках, стоит только не забыть сдать бутылки и чалды, а также добросовестно рассортировать мусор. Опрос, проведенный в пяти европейских городах в 2002 году, показал, что большинство потребителей видят в мусоре главную экологическую проблему. При этом никто не считал, что использование подержанных товаров и сокращение потребления мяса способны эту проблему решить[1802]. Такое искривленное видение вещей опасно. Повторное использование стеклянных бутылок и сортировка пищевых отходов – конечно, добрый жест для планеты, однако реальную угрозу ей несет наш активный, ненасытный образ жизни, который мы ведем дома, на дорогах и в воздухе. Необходимо оценить весь тот бытовой мусор, который производят люди. В таких богатых странах, как Великобритания, почти треть всех выбросов CO2 исходит от жилых домов. А путешествия увеличивают эту долю до 47 %. Увы, но переработка отходов – лишь удобный способ отвлечься от того, что действительно имеет значение.

Эпилог

Так что теперь делать людям? Наш образ жизни характеризуется высоким и постоянно растущим уровнем потребления, и в этом отношении развивающиеся страны активно догоняют развитые. Однако ресурсы нашей планеты ограниченны, и за потребление приходится расплачиваться здоровьем окружающей среды – цена более чем высокая. Большинство читателей книги наверняка хорошо представляют себе эту проблему. Сегодня существует целая индустрия прогнозов и моделей, утопий и антиутопий, а на мировых конференциях ставятся грандиозные цели: сделать мир экологически безопасным к 2020 или 2050 году. Речь заходит, как правило, о настоящем, а затем плавно переходит в планы о лучшем будущем. Эта книга, наоборот, обращается к истории. Мы вглядываемся в прошлое, чтобы уяснить долгосрочные факторы и скрытые причины, которые сделали потребление центральным явлением современной жизни. Именно путь, пройденный человечеством, оказывает влияние на то, как мы сегодня используем вещи, как мы с ними живем и что о них думаем.

Огромное количество прогнозов и решений связаны с беспокойством и торопливостью: люди стараются как можно быстрее найти очередную технологическую панацею или принять закон, который все изменит. История зачастую рассматривается всего лишь как точка отправления, которую хочется поскорее покинуть. Также ее используют для сравнения современности с индустриальной или доиндустриальной эрой так, словно прошлое – это аккуратно возведенные декорации, словно с ним все понятно. Такой подход отчасти можно понять. Ведь огромное количество вреда нашей планете уже причинено, поэтому так хочется перестать копаться в прошлом и сосредоточиться на будущих, более экологичных формах потребления. Историческая наука может показаться ненужной в сравнении с естественными науками и проектированием, которые прямо сейчас решают сложнейшие задачи – пытаются разработать более эффективные продукты и добыть более чистую энергию. Поэтому историю редко рассматривают как инструмент, который может пригодиться.