Читать книгу "Мир без конца - Кен Фоллетт"

— Амабел будет такая же. Посмотри на нее — она вся в мать.

— Да нет же…

— Ты не сделаешь этого! Я категорически запрещаю!

— Мама, ты не можешь мне запретить.

— Еще как могу. Ты слишком молод.

— Но это не навсегда.

На пороге появился Вулфрик:

— Чего вы кричите?

— Дэви собрался жениться на дочери Аннет. Я этого не допущу! — Гвенда сорвалась на крик: — Никогда! Никогда! Никогда!

Натан Рив удивился, когда граф Ширинг сказал ему, что при первой же возможности хочет взглянуть на странные посадки Дэви. Староста походя упомянул о них в свой очередной приезд в Эрлкасл. Незаконные посадки в лесах — обычное дело, за них полагается всего лишь штраф. Нейта с его мелкой душой заботили только взятки и проценты, он и представить себе не мог, какое значение для Ральфа имеет эта семья, его ненависть к Вулфрику, мужской интерес к Гвенде, а теперь и вероятное отцовство.

Фитцджеральд с Аланом Фернхиллом выехал из Эрлкасла в Вигли в погожий день между Пасхой и Троицей. В маленькой деревянной усадьбе они застали старую экономку Виру, теперь скрюченную, седую, но еще деятельную. Велев ей приготовить обед, рыцари нашли старосту и втроем отправились в лес. Граф никогда не пахал и не сеял, но разбирался в растениях, а в военных походах видел немало из тех, что были завезены в Англию. На поляне лорд наклонился в седле и вырвал один стебель.

— Это марена, — сразу определил он. — Я видел ее во Фландрии. Из нее делают красный краситель.

— А мне мальчишка сказал, что это кикимор для лечения сипов в груди, — изумился Нейт.

— По-моему, она обладает и лекарственными свойствами, но разводят ее не поэтому. И какой наложишь штраф?

— Обычно за такое полагается шиллинг.

— Мало.

Староста занервничал.

— Они так возмущаются, лорд, когда нарушаешь эти обычаи. Я бы не…

— Плевать, — перебил Ральф и пришпорил лошадь. — Давай, Алан.

Фернхилл тоже всадил в коня шпоры, и они пустились по поляне кругами, вытаптывая траву. Через несколько минут от марены ничего не осталось. Ширинг видел, что Нейт в ужасе от такого варварства, хоть посадки и незаконные. Крестьяне не могут смотреть, как уничтожают посевы. Во Франции рыцарь хорошо усвоил, что лучший способ деморализовать население — это сжечь урожай.

— Ну вот.

Ему быстро надоело. Граф разозлился на дерзкого Дэви, но сюда приехал не только поэтому. Хотелось еще раз увидеть Сэма. На обратном пути в деревню он осматривал продуваемые ветром поля, отыскивая высокого юношу с густой темной шевелюрой. Отпрыск наверняка выше всех этих приземистых крестьян, горбившихся со своими лопатами. Фитцджеральд увидел его вдалеке, на Ручейном поле. Ральф натянул поводья и впился глазами в двадцатидвухлетнего сына, которого никогда не знал.

Сэм с Вулфриком пахали легким плугом, запряженным лошадью. Что-то, видимо, случилось, потому что они остановились, прилаживая упряжь. Когда они стояли рядом, непохожесть бросалась в глаза. У Вулфрика волосы каштановые, у Сэма — темные; у Вулфрика грудь широкая, как у быка, а Сэм хоть и широкоплечий, но стройный как конь; Вулфрик передвигается медленно, осторожно, а Сэм быстр и изящен. Какое странное чувство — смотреть на незнакомого юношу и думать: «Мой сын». Ральф считал, что свободен от бабских сантиментов. Испытывая сострадание или сожаление, он не мог бы жить так, как жил, но Сэм угрожал подорвать его устои.

Лорд оторвал взгляд от юноши и поскакал в деревню, но вскоре им вновь овладели любопытство и сентиментальность, и граф послал Нейта за Сэмом. Он точно не знал, что собирается делать: поговорить, подразнить, пригласить на обед или что-нибудь еще. Мог бы, конечно, и сообразить, что Гвенда не даст ему свободно принять это решение. Она пришла вместе с Нейтом и Сэмом, а за ними тащились Вулфрик и Дэви.

— Что тебе нужно от моего сына? — требовательно спросила крестьянка, будто говорила не с лордом, а с равным.

Ральф ответил не думая:

— Сэм родился не для того, чтобы пахать.

Краем глаза он заметил, что Алан Фернхилл удивленно посмотрел на него. Гвенда была озадачена.

— Только Богу известно, для чего мы все рождаемся. — Встревоженная мать пыталась выиграть время.

— Если мне понадобится узнать про Бога, я спрошу священника, не тебя! — рявкнул граф. — У твоего сына нрав воина. И не нужно молиться, чтобы понять это. Говорю тебе это как опытный воин.

— Да, но он-то не воин, а крестьянин и сын крестьянина, и его участь, как и отца, — возделывать землю и выращивать скот.

— Плевать мне на отца. — Фитцджеральд вспомнил слова Гвенды в замке шерифа Ширинга, когда она умоляла его помиловать сына. — У Сэма инстинкт убийцы. Этот инстинкт опасен в крестьянине, но очень ценен для воина.

Крестьянка начинала понимать, к чему клонит Ральф, и испугалась.

— Ну и что?

Теперь и Ширинг увидел, куда его завела логика.

— Пусть же он будет полезен, а не опасен. Пусть научится воевать.

— Это смешно, ему уже много лет.

— Двадцать два. Да, поздновато, но парень силен и ловок. Сможет.

— Не понимаю как.

Гвенда делала вид, что против этой затеи говорят лишь практические соображения, но лорд, разгадав ее тактику, понял, что мать просто в ужасе, и, исполнившись еще большей решимости, победно улыбнулся:

— Довольно просто. Он станет сквайром. Поселится в Эрлкасле.

Гвенду словно ударили ножом. Смуглое лицо побледнело, она на секунду закрыла глаза и одними губами, беззвучно произнесла:

— Нет.

— Сын жил с тобой двадцать два года, — продолжал между тем Ральф. — Хватит. — «Теперь моя очередь», — подумал Фитцджеральд, но сказал другое: — Он уже мужчина.

Поскольку у Гвенды пропал дар речи, заговорил Вулфрик:

— Мы этого не позволим. Мы его родители и никогда не согласимся.

— Я и не спрашиваю вашего согласия, — презрительно бросил Ширинг. — Я ваш граф, вы мои вилланы. Я не прошу, а приказываю.

Вмешался Нейт Рив:

— Кроме того, парню уже больше двадцати одного и решение принимать ему, а не отцу.

Все развернулись и посмотрели на Сэма. Ральф не знал, что сейчас будет. Поступить в сквайры мечтали многие юноши всех сословий, но он не знал, захочет ли Сэм. Жизнь в замке по сравнению с непосильным трудом в поле роскошна, заманчива, но, с другой стороны, солдаты гибнут молодыми или, что куда хуже, возвращаются с войны жалкими калеками и остаток своих дней побираются перед тавернами. Однако, едва взглянув на сына, Фитцджеральд все понял. Тот, сверкая глазами, широко улыбался. Ему не терпелось начать новую жизнь. Гвенда наконец обрела дар речи: