Читать книгу "1970 - Евгений Щепетнов"

– Красота! – не удержался я. – Как красиво!

– Волга! Люблю ее! – довольно кивнула Зинаида и теснее прижалась ко мне справа. Ее бедро коснулось моего, и по мне пошла волна, подобная электрической дрожи. Меня как током ударило! Черт! Вот же…

– Посидим где-нибудь? Мороженого поедим? В «Колокольчике», к примеру. Вон, видишь шатер? Там мороженое в вазочках, с вареньем, с шоколадом… вкусно! Я не часто позволяю себе там посидеть, потому что фигуру берегу… непонятно для чего. Но сегодня такой день – можно. Калории сожгу гулянием!

– На пляж бы… искупаться! – вздохнул я, провожая отходящую от причала баржу тоскующим взглядом. – Солнце вон как палит!

– Я купальник не взяла… – с сожалением ответила Зина и потянула меня вперед. – В другой раз сходим. Вам-то, мужчинам, чего – сбросил штаны да рубаху, и купальника никакого не надо. А я куда? Без лифчика да в кружевных трусах! Смехота! Вот было бы дело, если бы я так на пляже появилась!

– А у нас на городском пляже и нудистский пляж есть. С той стороны, что на Энгельс смотрит. Там все голышом загорают. Ну и купаются. Совсем без трусов. И ничего!

– Что, прямо вообще? – хихикнула Зина и помотала головой. – У нас за это в отдел отведут! Бесстыдство! А ты был на таком пляже? Только честно!

– Был. И не раз. Там ведь что удобно – людей меньше, детишки не бегают, не шумят и грязью не кидаются. Лежишь себе, книжку читаешь.

– И все голые? И что, сексом там занимаются?!

– Ну… бывает… редко. Попадаются отмороженные… но в основном просто валяются, как тюлени, или собираются в кучку да болтают. Почему обязательно раз голые, значит – секс?

– Да потому! – хихикнула Зинаида и тут же спросила: – А что такое «отмороженные»?

– Безбашенные, так понятно? Ну… бесшабашные. Наплевательски ко всему относящиеся. А еще вдруг пошла такая волна среди молодежи – доггинг называется. Встречаются малознакомые парень с девушкой где-нибудь в людном месте, она становится на четвереньки… ну как собака, и он ее… при всех.

– Да ладно?! – ахнула женщина. – При людях?! И никто ничего не говорит?

– Говорят, – ухмыльнулся я, – советы дают. А еще смотрят и… ну ты поняла, чего делают.

– Тьфу! – Зинаида скривилась, будто в рот попало что-то несвежее. – Я этого не понимаю! Ну как это можно?! Скотство же! Откуда это пришло такое? Небось ОТТУДА?!

– А откуда же еще? У нас есть такое понятие, как «окна Овертона». Возникло в девяностые годы. Кстати, тебе, как психиатру, я думаю, понравится. И может, присвоишь его себе. Будут «окна Макеевой»! Хе-хе-хе…

– Ну-ка, ну-ка… расскажи! Только давай вначале сядем в кафе, мороженого возьмем, там и расскажешь. Тем более что уже почти пришли.

Мы подошли к прилавку в кафе – официантов тут никаких не было. А вот мороженое было – и много. То самое, из детства – настоящий пломбир! Я взял себе с шоколадом, Зина с клубничным вареньем. Расплачивался я – она заранее выдала мне бумажник, вложив в него десяток десятирублевых купюр. На мои протесты тут же строго сказала, что расплачиваться за даму должен мужчина, и только так. А с деньгами мы как-нибудь разберемся. Что деньги? Пыль!

Взяли еще и попить – виноградного сока. Людей в кафе почти не было, только с противоположной стороны от нас, у другого края – парочка, совсем молодой парнишка лет шестнадцати и с ним девчонка, по виду совсем пигалица, ей четырнадцать, не больше. Они хихикали, шептались, и я вдруг на фоне этих голубков почувствовал себя совсем старым. Мамонтом. Или даже не мамонтом, а окаменевшим дерьмом мамонта! Ну почему я не вселился в самого себя? Вот бы снова стать молодым, таким, как этот тощий мальчишка, косящийся в вырез платья шустрой девочки!

Нечего коситься, дурашка! Там у нее все так же, как и у тебя, – ничего! Это я могу поглазеть на грудь моей… хм… подруги. Там хотя бы второй номер!

Завидно, да… молодость, молодость, где она? Но чего это я заныл? Я еще молод! Хоть куда! И туда, и сюда…

– Итак, давай, колись – что за окна Овертона? Или окна Макеевой! – нетерпеливо попросила моя спутница и, тут же зачерпнув белую с красными прожилками массу, с видимым наслаждением отправила полную ложку в рот.

– Как бы тебе точнее сказать… как я понимаю это, не в научных терминах. У окон Овертона есть несколько ступеней. Первая – «немыслимое». Потом идет «радикальное». Затем последовательно: «приемлемое», «разумное», «стандартное» и «действующая норма».

– Погоди-ка, погоди-ка… дай соображу… мы с тобой разговаривали о сексе в публичном месте. На людях. То есть, если следовать окнам Овертона, на первой стадии это кажется немыслимым. То есть даже в голову такое не придет! И не помыслишь! Потом – радикальное… так… так… то есть в голову приходит и кажется неприемлемым, но только самые безбашенные это могут сделать! Дальше… дальше приемлемое. То есть – сидим мы тут, еще куча народа, а кто-то вон там, на скамеечке возле парапета, делает свое… собачье дело. Разумное – тоже понятно. Все считают, что так делать разумно, потому что торопимся, времени нет, и чего его терять? Стоим в очереди за билетами в кино, я спустила трусы, и ты меня сзади и… того!

– Тише! – сдавленно шепнул я, пытаясь в голос не расхохотаться. – Услышат! Вон молодняк как уши-то навострил! Сбавь громкость! У тебя голос, как у командира взвода, идущего в атаку!

– Врешь ты все! – отмахнулась Зина. – Да и плевать. Интересная теория, да! Дальше что? А! Стандартное. То есть сплошь и рядом, и уже никто не удивляется – ну делают свое дело, и ладно. Как собачке на столб пописать! И последнее – действующая норма. То есть это уже делают все, в любом месте – хоть в школе, хоть в церкви, и все считают это абсолютной нормой?! И даже желательным? Нет. Не верю! Этого нельзя добиться! И как ты это сделаешь?! Каким образом?! Есть закон, есть в конце концов мораль! Этого сделать невозможно!

– А теперь слушай сюда, как говорят в Одессе, – я тяжело припечатал столик рукой. – Это вот, насчет секса в общественных местах, – детские игры. Можно сделать кое-что и пострашнее. Например, натравить людей на других людей, сделав нормой убийства и отрезания голов. Можно даже ввести в ранг положенности людоедство! Не веришь? Слушай. К примеру, люди даже помыслить не могут, чтобы есть других людей. Но потом вдруг в какой-то газете, в журнале, появляется статья о том, что некие ученые (маститые ученые!) доказали, что для человечества нормально есть друг друга. И вообще это не такая уж и беда – потребить мясо ближнего своего. Прошла вереница таких статей, пошли следующие – рассказывающие о пользе человеческого мяса. За ними – статьи о том, как это правильно, как это по-христиански – отдать свое мясо людям! И что делающие такое – настоящие герои! И что существует обряд поедания плоти Христовой и выпивания его крови – а почему? Потому что бог сам к этому призывал! И вдруг в архивах находят свидетельства, что Христос призывал поедать плоть ближнего своего! Создаются фильмы о каннибалах, где каннибалы выступают в качестве настоящих героев, которые радеют за человечество, а те, кто против каннибализма, – подлые ретрограды и вообще враги прогресса. Потом пойдут кулинарные статьи о том, как лучше приготовить человечину, как сделать ее вкус еще более приятным. О том, как лучше хранить мясо людей и как отличить мясо здорового человека от мяса больного, чахоточного. Или от полежавшего в могиле – ведь недобросовестные торговцы с рынка могут выкопать несвежее мясо! И… все. Норма. В каждом ресторане – котлетки из «длинной свиньи», как называли человека каннибалы Полинезии. Теперьпонимаешь?