Читать книгу "Я превращаюсь в дождь - Эльвира Смелик"

– У меня там странички нет.

Мама была против социальных сетей. Не интернета, а именно сетей. Как всегда, переживала, что Олеся случайно попадет под чужое влияние. Сколько уже писали о группах, подталкивающих подростков к самоубийствам. Да мало ли что еще.

– Ну или на «мыло». – Егор сам догадался, какой последует ответ, и не стал дожидаться, ввернул недоуменное: – Как ты вообще живешь? – А уже потом предложил: – Тогда на флешку. Компьютер-то у тебя дома есть? Представляешь, как флешкой пользоваться?

Олеся представляла. Только…

– Я пойду. – Она поднялась с дивана.

– Ты обиделась, что ли?

Олеся подхватила куртку и надела ее тут же, в комнате, направилась к выходу, но все равно пришлось выслушивать. Не затыкать же уши.

– Хочешь, чтобы я действительно на твои фотографии тайно любовался? Ну, я могу, если надо. Один час перед сном по пятницам. Достаточно? Могу и в телефон загрузить. На заставку твоего звонка. Тебя устроит?

Прихожая, дверь, и вдогонку:

– Лесь!

Не только ее имя, но и сам Егор.

Быстро открыть замок у Олеси не получилось, замешкалась перед дверью, а Воронов остановился позади, поинтересовался насмешливо:

– И что будешь делать?

Она дернула за какой-то рычажок, замок щелкнул. Олеся потянула на себя дверь, но пришлось сделать шаг назад, чтобы та открылась. Отступила и врезалась в Егора спиной, но тут же торопливо метнулась в сторону, просочилась в узкую щель.

– Лесь!

Восклицание слилось с хлопком двери и новым щелканьем замка.

Почудилось или действительно прозвучало? Да в общем-то уже без разницы. Пространство разделено. На две разные реальности, две параллельные реальности, которым не стоит больше пересекаться.

Многие в детстве, когда найдут на траве витую ракушку, положат ее на ладонь и напевают ласково: «Улитка-улитка, высуни рога!» Потому что очень интересно посмотреть, какая она особенная, ни на кого больше не похожая.

Обычно – чтобы посмотреть, но бывает и по-другому.

Наивная улитка поверит, выберется из надежного домика, а в нее сразу – тык острой соломинкой, желая проверить, действительно ли она настолько мягкая и беззащитная. И не понимают, не хотят понимать, как же от этого больно.

* * *

Десятый «А» дежурил. Уроки закончились, и большинство учеников уже разбрелись по домам, а «продленка» еще не вернулась с прогулки. Только десятиклассники бродили по школе, наводя порядок. Но не все – Леха с Егором торчали в классе.

Леха типа протирал доску, водил мокрой губкой по давно уже чистой поверхности, а Егор просто сидел. Спиной к двери, на первой парте ряда у стены, согнутыми в коленях ногами упираясь в другую первую парту, среднего ряда.

– Чего вы, опять рассобачились? – спросил Томилин, задумчиво наблюдая за движениями собственной руки.

– С кем? – уточнил Егор без всякого интереса.

Леха ухмыльнулся:

– И что, даже никаких предположений?

А ведь невооруженным взглядом видно: друг прекрасно понял, о ком речь. Но нет, уперто заявил:

– Никаких.

– С Лесей, – произнес Леха, по-прежнему не глядя на Егора.

Смотрел он исключительно на темно-зеленую поверхность доски, будто с ней и разговаривал. И без вариантов – она быстрей раскололась бы, а Воронов только хмыкнул.

– А почему я должен ссориться? С ней. Из-за тебя, что ли? Так как-то по фигу. Сдалась она мне.

Леха наконец-то бросил бесполезное занятие, опустил руку.

– То есть между вами ничего нет?

– А могло быть? – Егор скривил губы в усмешке. – Чтобы надо мной все смеялись? Она же стремная. И никакая. Рыба полудохлая. Что скажешь, то и делает. Что бы ни случилось, только глаза вылупит и молчит. Скучно.

Вот тогда Леха и посмотрел на друга:

– А ты в курсе, что она сейчас все слышала? Олеся появилась в дверях в тот момент, когда прозвучало ее имя. Словно специально подгадала. Увидела их и остановилась. И Леха нарочно не разворачивался раньше, следил за ней уголком глаза. Он не рассчитывал, что разговор вот так сложится.

– В курсе, – сообщил Егор. – В окне отражалась.

Теперь Леха развернулся к окну. Наверное, чтобы убедиться. Стекло действительно четко отражало и дверной проем, и даже открывающуюся за ним перспективу коридора. Но Олеси в ней уже не было. Убежала, все услышала и убежала. Об этом Воронов тоже прекрасно знал. И по-прежнему сидел ровно.

– А догнать ее не желаешь? – В Лехином голосе сами собой возникли осуждение и неприязнь. Не слишком сильные, но сдержать не удалось. А еще, пожалуй, снисходительная насмешка. – Заодно, может, чего новое увидишь. Наверняка сейчас-то она рыдает.

– Не. – Егор мотнул головой. – Не рыдает.

– Уверен?

– Уверен.

– А может, мне пойти глянуть? – предложил Леха, вопросительно приподняв бровь. – Вдруг все-таки рыдает. Интересно же. Заодно успокоить.

– Иди, – легко согласился Егор.

– И пойду.

– Так иди.

Леха вдавил губку в полку, так что доска дрогнула. И промолчал. Просто забрал сумку и пошел прочь из класса – совсем как друг просил. Ну а что? Если тому плевать и если он настаивает.

Бывают же такие люди. По глупости испортят что-то, потом мучаются, переживают. Но вместо того, чтобы исправить, пока еще не критично, разрушают до основания, до состояния, когда уже не подлежит восстановлению. Причем осознанно. Чтобы впредь не возникло причин для переживаний – ведь больше нечего будет терять.

Глава 15

Когда Яна позвонила и сообщила, что им надо встретиться, Томилин обалдел. Напрочь лишился дара речи. А иначе чем объяснить его долгое молчание? Настолько долгое, что ей пришлось спросить:

– Леша! Ты там не умер?

Томилин немного очухался, во всяком случае смог произнести:

– Нет! – Но потом добавил: – Еще.

– А планируешь, что ли?

Он опять ответил слишком коротко:

– Нет.

При его обычной болтливости это тоже выглядело крайне странно. И с чего Томилин так разволновался?

Вариантов напрашивалось два. Либо он тщательно подбирает слова, чтобы эффектно послать Яну подальше. Либо…

Да ладно! Второй из разряда невероятного. Не может Леха, признанный красавчик и сердцеед, до сих пор по ней сохнуть. Это просто самолюбие взыграло, льстиво напевающее: «Ты самая неотразимая. Ты лучше всех. Он до сих пор тебя любит. До сих пор по тебе страдает».