Читать книгу "Загадка гибели шхуны "Святая Анна" - Михаил Чванов"

Недавно показали Красноярск по телевизору: вся его северная часть застроена многоэтажными стандартными домами, от прежних деревянных домов и следа нет».

Мнения, что Альбанов — по крайней мере с весны 1917 года и до отъезда в Красноярск — был одинок, придерживается и Владилен Александрович Троицкий:

«Из имеющихся у меня копий десяти неизвестных писем Валериана Ивановича издателю его „Записок…“ Леониду Львовичу Брейтфусу, датированных с марта 1917-го по май 1918 года, совершенно точно следует, что этот период он „кочевал“ или, по его выражению, „как бы гастролировал“ между Архангельском, Петроградом и Ревелем, расставшись с Архангельском весной 1917 года. В Ревеле служил на портовых ледоколах, на разных частных квартирах (адреса указаны) проживал. Нет и намека на семейную жизнь где-то, наоборот, веет неустроенной холостяцкой жизнью.

Следующей почтой непременно вышлю Вам копии этих писем. Я недавно обнаружил их в личном фонде Брейтфуса в Ленинграде в архиве АН СССР. Я полагаю, что они будут для Вас интересны».

С нетерпением ждал я его следующего письма. Примерно через месяц наконец получаю столь жданный пакет. Нетерпеливо перечитываю письма. Во второй раз читаю уже медленнее, внимательно, делая на полях пометки.

«(Петроград).

Многоуважаемый Леонид Львович. При сем посылаю Вам свои записки, так как Вы любезно согласились просмотреть их. Их много по количеству, но боюсь, что в них очень мало толку. Прошу Вас только об одном, выскажите свое мнение откровенно. Мне не хотелось бы, чтобы их читал кто-нибудь кроме Вас Сам я зайду как-нибудь на днях, переговорив предварительно с Вами по телефону.

С совершенным уважением, готовый к услугам

В. Альбанов.

21 марта 1917 г.».

«(Петроград).

Многоуважаемый Леонид Львович! При сем посылаю полученные мною из Архангельска подлинники судовой роли и Предписания, данного мне Брусиловым (Замечание на полях: почему — подлинники? Разве они не остались на судне? Ведь в Главное гидрографическое управление он отправил копии, переписанные Е. А. Жданко. И кто ему должен прислать из Архангельска? Или он вел для себя параллельный, черновой вариант?) Может быть, эти документы пригодятся Вам для справок. Посылаемая фотография (замечание на полях: скорее всего, „Св. Анны“) та самая, про которую говорил Вам и которую Вы считаете возможным поместить. Об рисунке нашей походной кухни и чертежике представляю судить Вам, насколько они достойны быть помещенными в журнале. Как видите, наша кухня не отличалась особенной сложностью конструкции, или во всяком случае была проще примуса. Не мудрено, что мы частенько пили теплую водицу. Чертежик помещений я назвал схемой потому, что это собственно не точный чертеж судна и размеры не соответствуют действительности. Я начертил эту схему только на память, не имея на руках данных и цифр. Сознаюсь, что на чертежике даже неправильно вскрыты палубы и борта. Поэтому еще раз повторяю, что об пригодности как рисунка, так и чертежика судите сами.

Что касается карты, то я, право, не знаю, что и подумать. Из Архангельска меня уведомили, что карта выслана 10 дней тому назад, но я ее еще не получил. Боюсь, не пропала ли она на почте, это очень возможно в это время. Подожду еще немного, а то так придется придумать что-нибудь другое. Можно будет переснять карту Нансена из Вашей книги.

С совершенным уважением, готовый к услугам

В. Альбанов.

15 апреля 1917 г.».

«(Петроград).

Многоуважаемый Леонид Львович! Посылаю Вам книгу и очень благодарю за нее. Сегодня в воскресенье я все же решил лечь в лечебницу. Надо же когда-нибудь подлечиться. Лечебница помещается в Кузнечном переулке, а дом я еще и сам не знаю. На днях, если разрешите, то я позвоню Вам по телефону.

С совершенным уважением, готовый к услугам

В. Альбанов.

30 апреля 1917 г.».

«(Петроград).

Многоуважаемый Леонид Львович! Посылаю Вам при сем фотографии с кинематографических снимков. (Замечание на полях: выходит, на „Св. Анне“ был киносъемочный аппарат?) Вижу сам, что удалось это очень плохо, но что нельзя поместить, тогда не надо.

Извините, что я, может быть, слишком докучаю Вам со своим делом. Дело в том, что в последнее время я несколько хуже себя чувствую и потому сам не могу пойти к Советову (С. А. Советов — главный редактор „Записок по гидрографии“ в 1907–1917 годах. — Прим. В.А. Троицкого).

С совершенным уважением, готовый к услугам

В. Альбанов.

17 мая 1917 г.».

«(Архангельск).

Многоуважаемый Леонид Львович! Как видите, я опять очутился в Архангельске. Нельзя сказать, что я поправился, далеко нет, но продолжать лечение я больше не могу, да и не хотелось.

Перед отъездом (27 июня) мне очень хотелось повидать Вас, поблагодарить за все и попрощаться, но я узнал по телефону, что Вы куда-то уехали из Петрограда.

Если я еще не очень надоел Вам до сих пор, обращаюсь к Вам с покорнейшей просьбой. Если Вы будете просматривать корректуру и будет у Вас для этого время, не откажите поправить и сгладить те места, которые очень резали бы глаза будущему читателю, или вычеркнуть. Уверяю Вас, я очень был бы признателен. С непривычки очень страшно увидеть в печати такое, за что потом придется краснеть. С Вами был откровенен, потому что знаю Вас.

В Архангельске никаких отвратительных выступлений, подобно петроградским, нет. (Замечание на полях: это, скорее всего, о событиях 3 июля в Петрограде: расстрел Временным правительством спровоцированной большевиками демонстрации.) Адрес мой: Архангельск, ледокол „Князь Пожарский“. На этом ледоколе я живу, так как на моем не сделано еще и половины ремонта.

С совершенным уважением, готовый к услугам

В. Альбанов.

10 июля 1917 г.».

«(Петроград).

Многоуважаемый Леонид Львович! Очень извиняюсь, что не мог исполнить своего обещания. Дело в том, что был опять немного нездоров, потом были дела у воинского начальника, а теперь нахожусь на испытании в Петроградском военном госпитале.

Выпишусь не ранее будущей недели. Пишу карандашом потому, что чернил не могу достать. Желаю Вам всего хорошего.

С совершенным уважением, готовый к услугам

В. Альбанов.

12 сентября 1917 г.».

«(Ревель).

Многоуважаемый Леонид Львович! Надеюсь, что Вы и живы и здоровы и что наша третья революция не коснулась Вас, как и первые две. Хочется надеяться, что эта третья была последней, или, по крайней мере, мы когда-нибудь дождемся подлинной революции и благополучно переживем ее.