Читать книгу "Повседневная жизнь Берлина при Гитлере - Жан Марабини"

В студии УФА на Дёнхофплац

Многие юные жительницы Берлина, желая ускользнуть от Имперской службы труда, осаждают старых мэтров с УФА, ибо знают, что те благоволят к немецким актрисам, точно так же, как десять лет назад благоволили к кинозвездам европейского происхождения, стремившимся приобщиться к великому немецкому кинематографу, который до войны пользовался всемирной славой. Конечно, и сейчас в студиях УФА, крупнейшего кинематографического объединения в Европе, снимаются хорошие фильмы, иногда даже аполитичные, с великими французскими актрисами в главных ролях: «Ворон», «Убийца живет в доме 21» и другие. Что знают в этих кругах о формировании в Польше «империи СС»? Что знают о тамошних зверствах шансонье оккупированной Франции? Можно ли возлагать ответственность за преступления нацистского режима на Эдит Пиаф, Лиз Готи, Лео Маржана, если в Германии, как и в самой Франции, как и в других странах Европы, люди повсюду поют «Любовников из Сен-Жана» и прочие французские шлягеры?

Киностудия УФА на Дёнхофплац еще какое-то время будет играть роль европейского Голливуда — пока с ней не начнет конкурировать римская студия «Чинечитта»,[135] с момента появления фильмов Росселлини («Белый корабль»), Блазетти («Прогулка в облаках») и Висконти («Одержимость»).[136] Упомянутые великие режиссеры работали в фашистской Италии, находившейся в состоянии войны. Что же касается УФА, то этот искусственный райский островок, разумеется, контролировался Геббельсом. Правда, Геббельс «был слишком занят текущими делами и не мог или не хотел следить за всем» (комментарий одного берлинца, 1983 год). Он даже иногда допускал прокат таких фильмов, как «Понткарраль», проникнутых «умело закамуфлированным духом Сопротивления», как скажет актер Пьер Бланшар. Нацистские бонзы питали слабость к артисткам и нередко женились на них. УФА истратит многие метры пленки на производство самых что ни на есть антисемитских лент, но вместе с тем будет, так сказать, создавать алиби для режима, оправдывая его существование, в частности, в глазах французов. В нацистской Германии покажут «Великую иллюзию».[137] Нацисты будут по возможности потакать Петену и собственным «франкофилам»: они попытаются привлечь на свою сторону французскую интеллигенцию и отчасти в этом преуспеют. Брасиллаш и Селин[138] приедут в Берлин. Впрочем, знаменитым французским писателям Дриё ла Рошелю,[139] Монтерлану,[140] Рамону Фернандесу и так ничего не грозит, хотя бы уже потому, что их опекают издатели. Даже тех, кто занимает двойственную позицию по отношению к нацистскому режиму (как Мориак) или откровенно враждебен ему (Арагон, Эльза Триоле, Альбер Камю, Жан Поль Сартр), не будут слишком беспокоить, когда неоккупированная зона перейдет в руки немцев. В то же самое время в Берлине службы декораций и эскизов киностудии УФА останутся последними островками относительного спокойствия.

Работающие здесь немецкие художники вынуждены игнорировать все открытия Нольде и Кокошки[141] (живописцев 20–30-х годов), которых втайне считают своими учителями. Ничто не должно напоминать о «декадентском» искусстве (по крайней мере, открыто), но, например, американское кино не запрещено. Многие декораторы — славяне, однако с ними, как и со всеми работниками УФА, «заключают контракт по всей форме, а до подписания контракта они проходят трехгодичную стажировку» (Кнеф). Только в 1943 году, через год после выхода в прокат фильма «Приключения барона Мюнхгаузена, или Золотой город», некоторых из них, самых невезучих, внезапно передали «в распоряжение вермахта». После Сталинграда, который стал для Германии началом конца, кого интересовали артисты, вообще интеллектуалы, если только они не были евреями, смутьянами, противниками власти? Многие из тех, кто остались на студии, будут работать на ней вплоть до окончания «битвы за Берлин». По вечерам в этом парадоксальном городе красивые девушки и изящные юноши, знаменитые актеры и актрисы (среди них Вилли Фрич, Цара Леандер, Марика Рёкк), продолжают жить в непрерывных празднествах, как бы воспроизводя сюжет мопассановского «Милого друга», — а у ворот студии их ждут офицеры и влюбленные женщины. Они обедают со своими поклонниками на крышах съемочных павильонов, где летом можно принимать солнечные ванны. Сотрудники министерства «дяди Германа», которое находится совсем близко, тоже часто приходят сюда. Как и Геббельс, Геринг в часы таких посещений кажется истинным меценатом. Он даже как-то разыгрывал из себя спасителя одной еврейской актрисы. Геббельс тоже имеет свои креатуры из числа самых эффектных актрис и использует их как «витрину» для украшения культурных праздников в стиле Петрония, на роль которого претендует. Время от времени распространяются слухи, что такой-то фельдмаршал или адмирал покровительствует некоей актрисе — подруге своей дочери или матери. Сегодня, например, киношники ищут по всему городу какую-то шведку, разъезжая на должностной машине, которую истребовала для себя дирекция студии «Берлин-фильм» на Унтер ден Линден. Они посещают одну съемочную площадку за другой и наконец находят эту актрисулечку у Либенайнера, могущественного патрона киностудии «Ной-Бабельсберг». Все, кто имеет отношение к миру кино, начиная с красавицы Цары Леандер и кончая простыми костюмершами, завтракают и обедают вместе в столовой акционерного общества «Универсум-фильм» (УФА) — без продовольственных карточек. Офицеры, приезжающие в отпуск с фронта, мало-помалу вытесняют из сознания актрис высоких чиновников. Да и как устоять перед обаянием «юного героя», который, быть может, еще вчера форсировал мосты на Сомме, а сегодня приглашает тебя на концерт Фуртвенглера,[142] лучшего дирижера эпохи, и при этом шепчет: «У вас такие дивные локоны»!.. Тем более что он дарит духи фирмы «Шанель», шелковые чулки и американские диски, песенки с которых можно напевать по-английски без всякой опаски — ведь «два Г» (Геринг и Геббельс), объединившись ради такого случая, запретили эсэсовцам доступ на территорию УФА. «Берлин, — говорит один сценарист, — все еще остается столицей мира». Но так ли это на самом деле?