Читать книгу "Город под кожей - Джофф Николсон"

Зак часто задумывался, не нанести ли сталкерский визит в старый отель. Его останавливали некоторые соображения. Во-первых, говорили, что развалина – убийственная ловушка: стены, полы, лестницы могли обрушиться под весом незадачливого исследователя, хотя Зак в этом сомневался. Вряд ли мэр позволила бы сквоттерам занимать аварийное здание. Скорее всего, реальную угрозу представляли собой сами жильцы. Среди них, по слухам, происходили драки и дикие загулы. Правда, Мэрилин вовсе не производила впечатление оторвы, но это еще ничего не значило – он, возможно, попросту идеализировал новую подругу. Последний раз, когда Зак примерялся к окружающему отель забору, его встретил охранник с чем-то сильно огорченной, недружелюбной собакой. Зак так и не понял, кого они там охраняли – общественность от сквоттеров или наоборот. Он счел за лучшее не выяснять. Как показал последний визит во владения Вроблески, сталкерские фантазии порой разбиваются о суровую действительность.

Мэрилин остановила универсал за полквартала до ворот, ведущих в заросший травой двор отеля, где стоял на часах еще один охранник с собакой. Девушка подошла к нему и спросила: «Эй, Боб, как дела?», сунула охраннику в ладонь пару бумажек и потрепала собаку по холке. Боб смерил взглядом Зака, его искаженное болью лицо с пятнышками крови и торчащими колючками кактуса и решил, что это его не касается.

– Не жалуюсь, – ответил он, открывая ворота и впуская парочку.

Девушка взяла Зака за руку (ему понравилось) и повела по двору, как по полосе препятствий, – между бетонных опор, колючей проволоки, огромного куста сирени, сгоревшего школьного автобуса. В отель они проникли через служебный вход, открыв погнутые металлические двери, и попали в длинный коридор, местами освещаемый голыми лампочками, свисающими с потолка гирляндой гнилых китайских фонариков. Коридор вел мимо зева разгромленной кухни – печи с футеровкой напоминали внутренности выброшенного на берег парохода – и гигантской прачечной, в которой, как дома в трущобах, громоздились стопки посеревшего постельного белья. Весь коридор был испещрен граффити – смеющимися роботами, карликами с огромными членами, политическими лозунгами «Это революция, детка!». В дальнем конце коридора был виден круг яркого света, у ржавых дверей грузового лифта стоял аварийный генератор. Им так никто и не попался навстречу, хотя Заку показалось, что он слышит звуки репетирующей где-то наверху рок-группы.

– Хочешь рискнуть на лифте? – спросила Мэрилин. – Иначе топать о-го-го сколько.

Зак больше не хотел рисковать, однако тащиться пешком его устраивало еще меньше. Он вступил в заплатанную, отжившую свой век кабину лифта, Мэрилин нажала несколько кнопок на стенной панели, и они с грохотом поползли вверх мимо множества этажей. Наконец кабина, вздрогнув, остановилась. Двери лифта раздвинулись на добрых полметра ниже уровня пола. Зак взобрался на него и подслеповато огляделся в странном полутемном фрагменте пространства со стеклянными стенами. Они находились на последнем этаже отеля, в «Салоне Канаверал», во вращающемся ресторане, который больше не вращался.

– О боже, – простонал Зак. – Я попал в параллельную вселенную?

«Салон Канаверал» действительно дышал пафосом шестидесятых – дыханием уже захиревшим и почти остановившимся. Повсюду торчали всякие капсулы, сферы, белые яйцевидные кресла, пластмасса которых покрылась мелкой сеткой трещин и желтоватой патиной. Сквозь слой крошеной штукатурки на ковре угадывались скопления звезд и планет. На стенах висели неподдельные реликвии: истрепанные флаги и вымпелы, портреты устрашающе молодо выглядящих астронавтов, закопченные куски ракетных стабилизаторов, полые корпуса спутников. Еще там была карта, в которой Зак, несмотря на свое состояние и облепившую треснувшее стекло плесень, узнал точку прилунения в Море Спокойствия.

– Ты в самом деле здесь живешь?

– Ну да. Квартира с хорошим видом.

– Но почему?

– Кому какое дело?

– Это похоже на жизнь в фильме Кубрика.

– В каком? «Сиянии» или «Космической одиссее 2001 года»? Или ты имел в виду «Спартак»?

– Трудно сказать.

– Присядь где-нибудь за столик. Я принесу аптечку.

Мэрилин скрылась в темной пещере, где когда-то находился бар. Она вернулась с пузырьком спирта, пинцетом, баллончиком «заморозки» и начала медленно, осторожно и скрупулезно извлекать колючки кактуса из физиономии Зака. Начав от линии волос, она медленно продвигалась все ниже.

– Ч-черт! – вырвалось у Зака, когда Мэрилин вытащила первый шип.

– Лучше отвлекись на что-нибудь, – посоветовала Мэрилин.

– На что?

– Ну хоть говори о чем-нибудь.

– Мне больно говорить.

– Ладно. Тогда начнем с губ.

Зак скрипел зубами, пока Мэрилин обрабатывала область вокруг рта. Молчать тоже было больно, но по мере того, как она, словно сапер-косметолог, производящий контролируемые взрывы, освобождала лицо Зака от мин, он связывал все больше слов и мыслей. Наконец Мэрилин снова переключила внимание на лоб.

– Я тут подумал, – сказал Зак, – эти карты на женщинах… они, возможно, часть чего-то большего. Секционные карты не редкость. Скажем, группу диверсантов засылают за линию фронта с секретным заданием – необязательно, чтобы каждый член группы знал, куда она идет, поэтому всем выдают лишь по кусочку карты. О, черт, больно же! Все зависят друг от друга, и ни один не может выдать секрет. Если кого-то поймают, задание не будет провалено.

– А тут какое задание? Кто противник и где проходит линия фронта?

Мэрилин произнесла фразу, которой Зак мог бы сам гордиться. Девушка дошла до век.

– Кто знает. Я уверен, что Вроблески способен соединить отдельные части в общую картину.

– Пожалуй. Интересно, сколько таких карт? Или женщин?

Мэрилин смазала спиртом открытые ранки на вспухшей щеке Зака. Прежде чем ответить, он, стиснув зубы, переждал новую вспышку боли.

– Вряд ли их очень много. Никто не станет делать карту из, скажем, ста секций. Собрать сто человек и выстроить их в одном месте и в одно время неимоверно трудно. Ч-черт! Ты случайно не была садистом в прошлой жизни?

– Нет. В этой научилась. Вопрос – если сложить все секции вместе, что получится? Карта чего? Похоже на город, но какой?

– Карты плохие, невозможно что-то разглядеть. К тому же наверняка зашифрованы.

Мэрилин размеренно, методично продвигалась по лицевой топографии Зака, следуя за случайными ориентирами колючек, прочерчивая новые болевые меридианы. Заку казалось, что лицо плавится, превращается в горячую глину. Ему хотелось почесаться, впиться в него ногтями до самой кости. Он был готов разреветься, как ребенок.

– Почему Вроблески плакал?

– Может быть, от отчаяния. Из-за того, что разобрался в картах не больше нашего.

– Или наоборот – потому что все понял.