Читать книгу "Москва - Испания - Колыма. Из жизни радиста и зэка - Лев Хургес"

Первым, конечно, погиб сам воздушный хулиган – Н. Благин. Он решил показать фокус и сделать «мертвую петлю» вокруг крыла «Максима Горького» и на выходе из нее был затянут воздушной струей левого среднего мотора. Эта петля оказалась мертвой не только для самого Благина, но и для всех находившихся в самолете. Лучшие пилоты и механики ГВФ, виднейшие специалисты ЦАГИ и их маленькие дети стали жертвами этого преступного хулиганства.

Интересна судьба киноленты о последнем полете «Максима Горького». В момент катастрофы пилот Р-5 Рыбушкин переводит в пике свой самолет вслед за падающим «Максимом» и кричит оператору: «Снимай!». Тот, видя вблизи такое кошмарное зрелище, решил, что по вине пилота они тоже гибнут, и, вместо того чтобы крутить ручку кинокамеры, вцепился сзади в горло пилота. Здоровенному Рыбушкину ничего не оставалось, как оглушить ударом растерявшегося оператора и, выровняв самолет, пойти на посадку. Так были утрачены драгоценнейшие кадры гибели этого крупнейшего в мире сухопутного самолета, чрезвычайно нужные не только для истории, но и для наших авиаконструкторов[91].

После катастрофы мы с Зоей почему-то побежали к месту падения самолета, но оно уже было оцеплено милицией, и туда никого не пускали. Я был настолько ошеломлен случившимся, что забыл обо всем на свете, но женщина остается женщиной, и когда мы отдышались, Зоя спросила, а знает ли моя мама о том, что я не должен был сегодня лететь на «Максиме Горьком»? Тут я с ужасом вспомнил, что забыл предупредить ее об этом. Бежим к ближайшему телефону-автомату, потому что мама может в любую минуту узнать о катастрофе, а ведь она уверена, что я уехал на полет.

Звоню домой, но как ей об этом сказать? А вдруг об этой катастрофе официально не будет сообщено? Ведь у нас всякое бывает. К телефону подходит мать и, судя по голосу, еще ничего не знает. Быстро говорю ей: «Мама, что бы тебе ни говорили, знай, что я жив, здоров и скоро приеду домой» – и вешаю трубку. Зоя возмутилась, вырвала у меня трубку, еще раз позвонила и рассказала матери все, что случилось. И правильно сделала, потому что весть о катастрофе через полчаса распространилась по всей Москве, а мой взбалмошный звонок, без дополнительного Зоиного, был бы для матери лишним доказательством того, что со мной случилось что-то ужасное.

Вот так в день моего 25-летия вместо веселого праздника мне пришлось пережить одну из самых страшных трагедий в своей жизни. До сих пор при воспоминании об этом перед глазами мелькают фигурки людей, падающих из рассыпающегося на части самолета, на котором я сам должен был лететь и не полетел по чистой случайности. Катастрофа не была засекречена. Погибшие люди, особенно герои-механики и летчики, вполне заслужили почетные похороны, организованные ЦК партии и советским правительством. Гробы и урны с прахом поместили в Колонный зал Дома Союзов. Почетный караул несли руководители партии и правительства (в частности Джугашвили, Орджоникидзе, Молотов и Каганович, которые сменили стоявших до этого в почетном карауле трех работников эскадрильи и меня. На «мое» место встал Орджоникидзе), виднейшие советские авиаторы и авиаконструкторы. После воздания воинских почестей, сопровождаемые эскадрильями самолетов в воздухе, все жертвы катастрофы (в том числе и Благин) были похоронены на Новодевичьем кладбище в Москве.

4

На следующий день после похорон меня вызвал заместитель командира агитэскадрильи С. И. Авдонкин, контрадмирал резерва морской авиации, бывший балтийский моряк, служивший в Гражданскую войну начальником речной флотилии в дивизии Чапаева. Первой его фразой было: «А ты, парень, уже седеть начал!». Поглядел я в зеркало, висевшее в кабинете, и действительно: седые прядки на висках. Заместитель командира предложил мне остаться в агитэскадрилье в качестве бортрадиста самолета АНТ-14 «Правда». Так как я нанимался на «Максим Горький», то после его крушения имел право уволиться и снова поступить на спокойную работу. Но, во-первых, я считал это трусостью, несовместимой со своим характером и пребыванием в комсомоле, а во-вторых, уж больно мне полюбился этот дружный, неустрашимый авиационный коллектив. Без всяких раздумий я согласился остаться, хотя вместо сложного современного (по тому времени) радиооборудования в моем распоряжении теперь была только одна небольшая радиостанция 11-СК-1.

К середине лета редакция журнала «Крокодил» подарила агитэскадрилье самолет типа АНТ-9. Нос его был отделан под журнального крокодила, а вместо глаз в боковых окошечках виднелись головы пилота и бортмеханика. На колеса были установлены обтекатели в виде крокодильих лап. Пилотом и командиром экипажа был назначен летчик-краснознаменец Василий Власович Осипов. «Крокодилу» предстояло совершить очень интересный рейс: конкурсная комиссия Президиума ВЦИК совместно с представителями центральной прессы должна была пролететь на нем с проверкой работы горсоветов по маршруту: Москва, Горький, Казань, Свердловск, Челябинск, Магнитогорск, Куйбышев, Саратов, Волгоград, Ростов-на-Дону, Харьков, Москва. Мне очень хотелось участвовать в этом рейсе, но имевшаяся в нашем распоряжении радиостанция МРК-0, 05 еще не была смонтирована на самолете. На ее монтаж оставалось не более суток, хотя обычно такая работа отнимала не меньше недели. Но мое желание полететь на «Крокодиле» было так велико, что я предложил лично смонтировать эту радиостанцию – и за одни сутки! Командир не стал возражать, но предупредил, что ни одного лишнего часа он мне не даст и самолет уйдет в рейс точно по расписанию, с радиостанцией или без нее.

Спать, конечно, ни мне, ни моим помощникам не пришлось; все из домашних вещей, необходимых в длительном (более месяца) рейсе, мне привезли прямо на самолет; за два часа до отлета радиостанция уже работала, правда, в пути пришлось устранять некоторые мелкие недоделки, но за весь рейс ни одного случая ее отказа у меня не было. РЕЗЕБ, позывной радиостанции самолета «Крокодил», уверенно принимался всеми моими корреспондентами даже на расстояниях, намного превышающих «паспортную» дальность работы устройств этого типа.

Вначале В. В. Осипов, как и большинство старых пилотов, довольно скептически относился к радиосвязи с самолетом, считая это баловством, но когда мы в воздухе получили сведения о надвигающемся грозовом фронте и, пользуясь данными нескольких наземных станций, сумели этот фронт обойти, Василий Власович сразу перестал думать, что бортрадист зря занимает место в самолете. Мы принимали в воздухе метеосводки, во всех пунктах нашего следования были извещены о точном времени прилета «Крокодила». Это был, по тем временам, первый самолет, на котором бесперебойно действовала коротковолновая радиосвязь.

Чрезвычайно высоко оценили этот факт и корреспонденты центральных газет (особенно спецкор «Правды» Тихон Холодный[92]), часто пользовавшиеся моей радиостанцией для передачи материалов в свои редакции, причем почти всегда, несмотря на довольно большие расстояния, их материалы я передавал прямо в Москву без промежуточных инстанций. За успешное завершение перелета все его участники, и я в том числе, получили письменную благодарность от Президиума ВЦИК за подписью его секретаря Уншлихта[93].