Читать книгу "Маршалы Сталина - Юрий Рубцов"

Р.: Думают, Сталин кончится, и колхозы кончатся… Г.: Да, здорово меня обидели. Какое-то тяжелое состояние у меня сейчас. Ну…[9] с ними!

Р.: Но к Сталину тебе нужно сходить.

Г.: Сказать, что я расчета не беру, пусть меня вызовет сам Сталин. Пойду сегодня и скажу. Ведь худшего уже быть не может. Посадить они меня не посадят.

Р.: Конечно, нет[10]…»

31 декабря 1946 г. оперативной техникой МГБ был зафиксирован еще один разговор Гордова, на сей раз с его женой Татьяной Владимировной Гордо-вой-Гурьевой.

«Г.: Я хочу умереть. Чтобы ни тебе, никому не быть в тягость.

Т. В.: Ты не умирать должен, а добиться своего и мстить этим подлецам!

Г.: Чем?

Т. В.: Чем угодно…

Г.: Я очень много думал, что мне делать сейчас. Вот когда все эти неурядицы кончатся, что мне делать? Ты знаешь, что меня переворачивает? То, что я перестал быть владыкой.

Т. В.: Я знаю. Плюнь ты на это дело! Лишь бы тебя Сталин принял.

Г.: Угу. А с другой стороны, ведь он все погубил.

Т. В.: Может быть, то, что произошло, даже к лучшему.

Г.: А почему я должен идти к Сталину и унижаться перед…[11]

Т. В.: Я уверена, что он просидит еще только год.

Г.: Я говорю — каким он был (оскорбительное выражение), когда вызвал меня для назначения… (оскорбительное выражение) плачет, сидит жалкий такой. И пойду я к нему теперь? Что — я должен пойти и унизиться до предела, сказать: «Виноват во всем, я предан вам до мозга костей», когда это неправда? Я же видеть его не могу, дышать с ним одним воздухом не могу! Это (похабное выражение), которая разорила все! Ну, как же так?! А ты меня толкаешь, говоришь, иди к Сталину. А чего я пойду? Чтобы сказать ему, что я сморчок перед тобой? Что я хочу служить твоему подлому делу, да? Значит, так? Нет!..».

3 января 1947 г. Абакумов доложил текст записей Сталину, приписав в сопроводиловке: «Из этих материалов видно, что Гордов и Рыбальченко являются явными врагами Советской власти. Счел необходимым еще раз просить Вашего разрешения арестовать Гордова и Рыбальченко». В тот же день министр госбезопасности получил указание пока арестовать одного Рыбальченко.

Но материалы накапливались и на остальных бывших руководителей округа. В высоких московских кабинетах на соответствующие доклады налагались резолюции: «Продолжить разработку», «снять с должности и уволить в отставку» и, наконец, «арестовать». На сей раз горькую чашу физических и нравственных страданий Кулику пришлось испить до дна. Ставший в июне 1946 г. пенсионером, через полгода он был арестован по обвинению в антисоветской деятельности. В январе 1947 г. «взяли» и Гордова с женой.

Суда пришлось ждать три с половиной года, до августа 1950 г. Какими тяжкими они были, эти годы, для подследственных — можно лишь догадываться. В 1956 г. просмотром личных тюремных дел и оперативных материалов, имевшихся в Комитете государственной безопасности, а также допросом бывшего начальника следственной части по особо важным делам А. Г. Леонова и его заместителей В. И. Комарова и М. Т. Лихачева было подтверждено, что арестованных генералов помещали в карцер, им угрожали, их избивали, вынуждая признаться в преступлениях, которых они фактически не совершали. В суде Рыбальченко показал: «Следователь довел меня до такого состояния, что я готов был подписать себе смертный приговор». Это же могли сказать о себе все обвиняемые по делу.

Чтобы подстраховаться и подкрепить вынужденные признания бывших руководителей ПриВО показаниями свидетелей, были арестованы некоторые близкие к Кулику люди, в частности, его адъютант старший лейтенант А. И. Хейло и один из родственников А. Г. Басс. Допрашивая их, следователи также не стесняли себя в пыточных средствах и своего добились, получив показания, уличавшие Гордова, Кулика и Рыбальченко в совершении государственных преступлений.

В лучших 37-го года показывать на близких людей заставляли и членов семьи. В «обработке» жены бывшего командующего округом не побрезговал лично поучаствовать сам министр госбезопасности Абакумов. Женщину настолько запугали, что она дала интересующие следствие показания, хотя никаких антисоветских и террористических высказываний со стороны мужа и его сослуживцев не слышала.

Суда долго ждали, но прошел он очень скоротечно, за два дня — 24–25 августа 1950 г. О его обстановке легко составить представление по фрагменту протокола судебного заседания. Бывший маршал из последних сил пытался отбиться от вздорных обвинений в террористических намерениях и изменнических планах, настаивая, что все его разговоры были раздраженной «болтовней».

«Кулик:…Однажды я зашел к Гордову в гостиницу, где застал Рыбальченко. Во время выпивки Гордов и Рыбальченко резко высказывали свое недовольство службой и порядками в Советской Армии, и эти разговоры я разделял. Нужно прямо сказать, что это была болтовня озлобленных людей. Я разделял их высказывания и тоже присоединился к тому, что Булганин[12] всячески защищает политработников, а если бы был Жуков, то он бы лучше разобрался с офицерским составом и меньше было бы обиженных. Тогда же Гордов заявил, что ему непонятно — почему его сняли с должности командующего округом, и что, может быть, его арестуют. Я сказал на это Гордову, что он ведь ничего не сделал и за что могут его арестовать?

Председательствующий: Значит, Гордов чувствовал, что он нечист и боялся своего ареста?

Кулик: Всего я не знал, что совершил Гордов, поэтому так я тогда и высказался. Дня через два-три нас всех троих вызвали к Булганину и в присутствии Василевского и Конева каждому в отдельности дали прочитать приказ о наших отставках. Когда я прочитал приказ, я заплакал и попросил Булганина, чтобы дали мне возможность уйти в отставку с пенсией. Булганин обещал доложить по этому вопросу Сталину, и через несколько дней я был вызван и мне объявили, что пенсия мне назначена в размере 90 процентов, отчего я воспрянул духом.

Когда я уже находился в отставке, я имел разговоры с Хейло и Рыбальченко, в которых мы допускали всякую антисоветскую болтовню. Я обвинял партию и правительство в том, что внимание правительства и партии обращается только на промышленность, а сельское хозяйство дошло до полного разорения и что у крестьян и колхозов забирается почти все подчистую, а крестьянам ничего не оставляют. Рыбальченко также высказался в очень злобной форме, что Советское правительство существует свыше 20 лет, но ничего хорошего для крестьян не сделало и не хочет идти ему навстречу. Когда Рыбальченко допустил это антисоветское высказывание, я ему заметил — ты, видимо, с ума сошел, ведь за такие высказывания тебя исключат из партии. Рыбальченко на это ответил: «Пусть исключают, что мне дает партия?».