Читать книгу "Крымская война. Соратники - Борис Батыршин"

Кстати, вот вопрос – а открывать ли Николаю Николаевичу то, что ожидает вскорости его венценосного папашу? Что-то подсказывает мне, что первым об этом должен узнать сам Император, а раз так – надо условиться об этом с Фомичом и предупредить прапора, чтобы тот прикусил язык и придержал при себе приобретеннные в гимназии сведения. Пусть о пулеметах, что ли, с Великим князем беседует. Или о бабах. О чем им, аристократам, полагается говорить во время долгого путешествия?

А оно и правда будет долгим. Железнодорожный транспорт здесь в зачаточном состоянии, даже до Курска рельсы казенной «чугунки» дотянут лишь в 1864-м. Почти весь путь нам предстоит проделать по старинке, в экипаже, запряженном лошадьми, – на Симферополь и далее, во внутренние губернии, через Курск, в Москву. И только знакомый всякому русскому человеку еще со времен Радищева маршрут (правда, в обратном направлении) можно проделать по рельсам. Присутствие особы императорской фамилии дает надежду на некоторый комфорт, но бог знает, что понимают под этим словом в середине XIX века?

Здешние дела приходится оставлять на Дрона. Кременецкий занят «Адамантом» и слышать не хочет ни о стратегии, ни тем более о политике. Рогачев погружен в хронофизику и радиодело, профессор до сих пор пребывает в своей таинственной коме. Так что Андрюха – единственный носитель исторических знаний, способный соотнести их со стремительно меняющейся реальностью.

Впрочем, я забегаю вперед. Прежде чем ехать в Санкт-Петербург, нам – всем нам, включая и Великого князя, – надо порешать пару незаметных пустяков. Например, что делать с засевшей возле Евпатории армией, а также обезопасить Крым от новой экспедиции англичан, которые наверняка копят сейчас силы в Варне? Все это, по самым осторожным прикидкам, потребует не меньше полутора месяцев. А уж тогда, тогда…

Как там говорили мудрые люди? «Если хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах». Сдается мне, неведомый бог-покровитель хронофизики животики надорвал, слушая мои умопостроения…»

IV

Севастополь.

30 сентября 1854 г.

Попаданцы

Церковь Архистратига Михаила (невысокое прямоугольное здание с двускатной кровлей, фронтоном, украшенным непритязательной колоннадой, и крошечной маковкой на коньке крыши) терялась на фоне громады недостроенного Никольского собора. Она была возведена в 1846 году как временная адмиралтейская церковь и, пока строился собор, имела статус гарнизонной, главного храма севастопольских моряков и военных.

Владыка Иннокентий, митрополит Херсонский и Таврический (в миру Борисов Иоанн Алексеевич) примчался на перекладных из Симферополя сразу, как только до него дошли слухи о явленном чуде Господнем. Приехав, он встретился с единственным среди «потомков» священником – с отцом Исидором, алмазовским батюшкой. И благодарственный молебен по случаю победы при Альме они служили вместе.

Служба шла уже второй час. Было душно, пахнущий ладаном и воском дым от кадил плавал над толпой прихожан густыми синими слоями. Тесное помещение не могло вместить всех желающих, и на улице собралась толпа – в основном матросы и солдаты севастопольского гарнизона. Из распахнутых дверей храма неслись могучие раскаты баса диакона, и в такт «Господи, благослови рабы твоя…» вздрагивали огоньки свечей в руках прихожан.

– Господи Боже наш, сильный и крепкий в бранех, смиренно молим Тя: прими оружие крепости Твоея, восстань в помощь нашу, и подаждь христолюбивому воинству нашему, на супостата победу и одоления, молим ти ся, услыши и помилуй.

Вседержителю Царю и Господи, Твоею вседержавною силою оружие супостат наших и козни сокруши, и дерзость их низложи, победу на ня и одоление рабом твоим даруя, молим ти ся, вседержавный Царю, услыша и помилуй. Простри руку свою свыше, Господи, и коснись сердец врагов наших, защитниче…

Ни Сергей Велесов, ни Андрей Митин не были ревностными христианами. Можно смело сказать, что в жизни обоих религия вообще не играла сколько-нибудь заметной роли. Оба могли порассуждать о философских аспектах Творения, охотно поддержали бы беседу о культурной или исторической роли христианства – но и только. Нет, они не были совсем уж атеистами и допускали в той или иной форме существование неких Высших сил, но это была «вера от ума», неистребимый отпечаток детства и юности, прошедших в 70–80-х годах XX века. Возможно, дело в том, что не случилось в их жизни того прикосновения к истине, встречи с Богом, после которого человек только и удивляется – как же он раньше жил, не имея представления о горнем свете, наполнившем теперь его существо?

Но сегодня пробрало и этих язвительных скептиков, выросших на книгах Лема, Ефремова, Стругацких, на непреклонном и во многом наивном атеизме советской эпохи. После окончания службы оба отмалчивались, так что их спутники, фон Эссен и прапорщик Лобанов-Ростовский, недоуменно переглядывались и пожимали плечами – что случилось с обычно словоохотливыми «потомками»?

* * *

Катер с «Адаманта» ожидал возле белых, сложенных из инкерманского камня, ступеней Графской пристани. Главстаршина, увидев спускающихся к воде офицеров, коротко вякнул ревуном в знак готовности и встал у сходней, готовый принять пассажиров. Андрей немного отстал – внимание его привлек мужчина, устроившийся возле бокового парапета лестницы.

Профессия незнакомца не вызывала сомнений: мольберт, карандаши, бювар на складном табурете с головой выдавали род занятий владельца. Художник заканчивал набросок – Андрей увидел едва намеченные контуры боевых кораблей. Прямо напротив колоннады стоял во всей своей красе «Алмаз»; за ним «Адамант», с заостренным форштевнем и путаницей антенн на рубке. Замыкал строй пароходофрегат «Владимир», на заднем плане тянулся к небу лес мачт боевых парусников. Велесов поднял глаза на художника. Острый, как пила, профиль, чуть горбатый нос, пышные, вразлет, бакенбарды…

– Добрый день, Иван Константинович! – поприветствовал его подошедший Эссен. – Решили запечатлеть для истории наши кораблики?

Это же Айвазовский, опешил Андрей. Ну конечно, живописец Главного морского штаба, самый успешный маринист России никак не мог обойти вниманием явившуюся из будущего эскадру!

А художник уже беседовал с Эссеном и прапорщиком:

– Был бы крайне признателен, если бы вы помогли мне посетить один из ваших замечательных кораблей. Как только я увидел их в гавани, с тех пор только и думаю, как бы подняться на борт. Хотел обратиться к Павлу Степановичу, но он, вот несчастье, ранен…

– С удовольствием предоставим вам эту возможность, – расшаркивался Эссен. – Да вот, чего откладывать – прямо сейчас и поехали. Вон наш катер у пристани!

– Только учтите, командир крейсера будет уговаривать вас написать картину для кают-компании! – вставил прапорщик. – А он, должен предупредить, весьма настойчив. Пока не согласитесь – он вас с «Алмаза» не отпустит!

– Три корабля из трех времен, – негромко произнес Велесов. Он тоже рассматривал мольберт. – Сто шестьдесят лет от бом-брамселя до фазированной антенной решетки. Нарочно не придумаешь, верно, Дрон?