Читать книгу "Владимир Басов. В режиссуре, в жизни и любви - Людмила Богданова"

И поэтому в его «послужном списке» особняком две работы – Смычков и Лужин.

Музыкант Смычков – герой новеллы «Роман с контрабасом» в фильме Михаила Швейцера «Карусель», снятого по мотивам ранних юмористических рассказов Антона Чехова. Приключения Смычкова проходили сквозной нитью через всю картину – к ним режиссер возвращался снова и снова, через другие сюжеты и новеллы. И анекдот о контрабасисте, у которого во время купания коварным образом похитили одежду, постепенно превращался в рассказ о «человек в футляре любви». О том, как просто оказаться перед всем светом по-младенчески голым и незащищенным. О том, что смешная история имеет почти трагический оттенок, – внезапно вспыхнувшая в музыканте любовь к прекрасной незнакомке с удочкой стоила несчастному влюбленному рассудка.

И в этом фильме Басов был абсолютно «чеховским актером» – смешным и грустным одновременно. Его герой обладал энергетикой и выразительностью «маленького человека Чарли» – в его роли почти не было слов, и первые сцены его появления в фильме напомнили о временах дозвукового кино. Сначала он шел весь строгий и озабоченный – в концертном фраке, цилиндре и с контрабасом, но идиллическая картина тихой речки сбила Смычкова с пути заработка. Сбросив одежду, он погрузился в чудные воды, которые, вместо того чтобы охладить, принесли Смычкова к красавице «рыбачке». И благодатное умиление отразилось на его неказистом лице – Смычков влюбился. Басов играл человека, вмиг потерявшего чувство реальности, – его герой долго смотрел просветленным от любви взглядом на предмет своего обожания, а потом бросался срывать полевые цветы и речные лилии-кувшинки. И, мечтательно улыбаясь своим, невидимым зрителю, фантазиям, подплывал к удочке, чтобы привязать к ней с любовью собранный букет – знак сердечного признания.

А потом наступало время прозрения: вернувшийся на берег Смычков обнаруживал, что ограблен, – у него не осталось ничего, кроме цилиндра на голове и контрабаса в футляре. Любовь сыграла с музыкантом злую шутку, но не оставила его – вскоре к нему, мерзнущему под мостом, присоединилась и «дама его сердца», одежда которой тоже подверглась нападению неизвестных грабителей. И вот он – новый поворот сюжета и новое состояние героя: голый Смычков благородным жестом отдает футляр от контрабаса обожаемой им красавице, которая оказывается княжной Бибуловой, на чьей помолвке он и должен был играть этим вечером, и взваливает футляр на плечи. Смычков несет футляр с княжной через весь фильм, словно несет свой крест – крест незвано вспыхнушей любви и возникших как следствие рыцарских обязательств. «От эпизода к эпизоду, подчас далеко отстоящих друг от друга, Басов вел своего героя через разные состояния: умиротворенное, растерянное, удрученное, наконец, смиренное, демонстрируя совершенное владение собственной пластикой, ритмикой, мимикой», – писали о Басове—Смычкове.

Басов играл не просто человека, попавшего в нелепую ситуацию, а музыканта, натуру высокохудожественную, а значит – всегда готовую гоняться за призраком любви, даже если гоняться-то уже не за чем: пока Смычков пытался настигнуть грабителей, футляр с княжной подбирали его коллеги, тоже спешившие на концерт в имение Бибуловых. Но для Смычкова—Басова его «контрабас» с ангельским личиком и божественными формами навсегда остался в том пропавшем футляре, который он продолжал искать всю жизнь…

Особо рецензенты отмечали глаза и неповторимую басовскую интонацию. «Поразительно, – писала А. Кагарлицкая, – как почти бесстрастно могут звучать на бумаге слова, лишенные знакомой музыки басовской речи. Густой, низкий, басовитый голос, вероятно, достался ему от деда-попа… Интонация неповторимая, всегда определенная и артистичная – ею Басов владеет в широчайшем диапазоне, чувствуя, на каком слове, даже слоге, ограничиться полутонами, а где взять интервал чуть ли не в октаву. Собственно, уже одна интонация у него становится характеристикой – труса или храбреца, злого или доброго, отъявленного подлеца или так себе, ничтожества».

Михаил Швейцер, вспоминая о Басове, писал: «У него удивительные глаза. В них его душа. Душа истинного русского человека, непостижимая в своем лиризме, светлой грусти, всепонимании. Иногда Басов кажется мне человеком ХIХ века – настолько силен в нем дух нравственных, философских исканий, так свойственных прошлой эпохе».

Наверное, именно поэтому Лев Кулиджанов и пригласил Владимира Басова сыграть в непревзойденной экранизации «Преступления и наказания» роль Лужина.

Лужин – персонаж в романе значимый. Лужин – один из тех, против кого был направлен «бунт» Раскольникова, тех псевдолибералов, что воплощали в себе мир сытости и довольства, лицемерия и фальши, жадности и тупости.

Поначалу эту роль в картине играл совсем другой актер, который удивительно был похож внешне на описание этого героя в романе Достоевского. Кроме этого, он был большим знатоком творчества писателя и очень точно толковал роль и место Лужина в романе. И поэтому пытался добиться расширения этого образа против того варианта, что был выписан в сценарии картины. Поначалу Кулиджанов пошел навстречу его пожеланиям, позволил увеличить прежде сильно сокращенные варианты «экранизируемых» лужинских монологов. Актер, по воспоминаниям летописца тех съемок К. Исаевой, играл вдохновенно, увлеченный мыслью, что Лужин – это «орассудоченный» до абсурда Раскольников. Но бесконечное, постоянно провоцируемое им расширение роли в конце концов вступило в противоречие с первоначальным замыслом режиссера, и с этим исполнителем пришлось расстаться.

Тогда-то у Кулиджанова и возникла кандидатура Басова, которого это предложение весьма удивило и отчасти смутило. Басов тогда даже сказал режиссеру: «Вы ошибаетесь, у меня есть определенные данные для положительного героя, хотя и комедийного. Как же я буду играть этого негодяя?» Но Кулиджанов его уговорил – убедил, что только он, со своей острой манерой исполнения, позволит с самого первого появления такого Лужина на экране почувствовать истинную сущность его человеческой натуры.

И кино-Лужин утратил свою романную негромкую, обезличенную внешность. Вместо плешивой, бесцветной головы с аккуратно зачесанными назад жиденькими волосами он обрел обильную шевелюру и пышные бакенбарды. И, глядя на себя в зеркало, Басов шутил с гримерами: «Уж больно я граф, капитан Немо… Прямо Чацкий…»

Съемки для Басова начались буквально с середины роли, со сцены Сони и Лужина перед поминками в комнате у Лебезятникова. И Басов очень волновался – до этого он смотрел весь прежде отснятый материал, пытаясь примериться к стилю игры актеров – своих партнеров по фильму. Перед съемками, как вспоминают, он даже повторял время от времени, заметно нервничая: «Как бы мне благополучно выкарабкаться из всего этого?..», а после даже не пошел смотреть отснятые дубли и все спрашивал коллег: «Ну, как там?» Но Кулиджанов одобрил найденный им рисунок роли – мягкий, скромный, нетипичный для Басова, – и выбранную интонацию. Он просил Басова не играть злодея «в лоб», а показать человека-хамелеона, который хочет произвести на окружающих благоприятное впечатление, а сам в душе – мерзавец и плут.

И хотя Басов на съемках работал точно, чутко уловив стилистику фильма и почувствовав почерк режиссера – о Кулиджанове коллеги говорили: это спящий лев – внешне инертный, спокойный, флегматичный, – ему все же было немного тесно в рамках экранного образа. И тогда Басов брал реванш на репетициях и в перерывах между съемками, предлагая вдохновенные, но шутливые, как он говорил, «вариантики» мизансцен и эпизодов. Например, распекая Соню за расточительность Катерины Ивановны, тратящей деньги на ямайский ром, мадеру и кофе, Лужин—Басов так уморительно и абсолютно серьезно «вынюхивал» все эти запахи у лица актрисы, игравшей Соню, что вся группа буквально покатывалась со смеху.