Читать книгу "Тайны рыболовной дипломатии - Вячеслав Зиланов"

Таким образом, с вступлением в силу Договора о разграничении, российские федеральные органы обязаны издать соответствующие нормативные акты, обозначающие координаты прохождения внешней границы 200-мильной исключительной экономической зоны и внешней границы континентального шельфа России в Баренцевом море.

Анализ прохождения линии разграничения так называемых морских пространств показывает, что она на большей своей части расположена восточнее Границы полярных владений России 1926 года. Это, во-первых, ведет к потере российским рыболовством промысловых участков площадью более 50 тыс. кв. км, во-вторых, наделяет Норвегию этой площадью, и более того, разрушает восточную ограничительную линию Договора о Шпицбергене 1920 года. Как известно, эта восточная линия проходит в настоящее время и все 90 лет по 350 в. д. Сейчас же Договор о разграничении передвинул ее на восток на 37—380 в. д. Кроме того, впервые разрушается граница полярных владений России 1926 года, которая была незыблемой почти 85 лет. Последнее подтвердил 1 октября 2010 года в ходе пленарного заседания II Международного экономического форума «Арктика XXI века» специальный представитель Президента Российской Федерации в Арктике и Антарктике Артур Чилингаров. Он, в частности, посоветовал не обозначать эту границу на картах, поскольку она, дескать, не отвечает положениям Конвенции ООН по морскому праву 1982 года. Замечу по этому поводу, что сама граница полярных владений России 1926 года исторически сложилась задолго до принятия Конвенции ООН по морскому праву. К тому же на момент заявления Чилингарова ее никто не отменял, а сам Договор о разграничении, в соответствии с которым (будем справедливы) она действительно разрушается, еще даже не ратифицирован и не вступил в силу. Исходя из этого, заявления, пусть даже спецпредставителя президента, безосновательны.

Где рыбачить будем?

Особое значение для отечественного рыболовства имеют статьи 2, 4 Договора о разграничении и Приложение I «Вопросы рыболовства». Из статьи 2 следует, что все морские пространства, а именно здесь мы добываем более 300 тыс. т, подпадают под юрисдикцию и суверенитет Норвегии со всеми вытекающими для отечественного флота последствиями. Сюда же относится и район Договора о Шпицбергене 1920 года. Попытки сбалансировать статью 2 и «спрятать» сдачу нами норвежцам под их юрисдикцию морского рыбопромыслового района Шпицберген положением статьи 6, в которой говорится что «Договор не наносит ущерба правам и обязательствам по другим международным договорам, участниками которых являются и Российская Федерация и Королевство Норвегия, и которые являются действующими на момент вступления в силу настоящего Договора», являются недостаточными и неубедительными.

Статья 2 автоматически отменяет, дезавуирует и протестную ноту Посольства Советского Союза в Осло от 15 июля 1977 года относительно неправомерности установления Норвегией 200-мильной рыбоохранной зоны вокруг Шпицбергена, так же как и все другие по данному вопросу ноты, заявления России.

Что же касается положений статьи 4, состоящей из четырех пунктов, то даже важнейший пункт 1 сформулирован довольно слабо: «Заключение настоящего Договора не должно негативно влиять на возможности каждой из сторон в области рыболовства». Весьма двусмысленно – «не должно», но может? Нет главного определения: а каких районов промысла это касается? Почему бы разработчикам этого основополагающего для рыбаков двух сторон положения не дать более точную прагматическую формулировку: «Заключение настоящего Договора сохраняет для каждой стороны доступ к традиционным районам рыболовства, отошедшим по настоящему Договору под юрисдикцию или суверенные права той или иной стороны». Для рыбаков России и Норвегии именно доступ к традиционным районам промысла является решающим. Все остальные вопросы – это уточняющие детали доступа к районам промысла. Положения пунктов 2 и 3 статьи 4 сформулированы небрежно. Достаточно привести в качестве примера такое выражение, как «…стороны продолжают тесное сотрудничество в сфере рыбного промысла с тем, чтобы сохранить их существующие доли в объемах общего допустимого улова». Как это может быть связано: сфера рыбного промысла и сохранение доли ОДУ? Полнейший смысловой абсурд! Не говоря уже о «сфере».

Или в пункте 3 этой же статьи 4 говорится о «защите морских живых ресурсов», а далее о «сохранении морской среды». Как это соотносится с Конвенцией ООН по морскому праву 1982 года и с договорной практикой России? В этих документах к морским живым ресурсам относится выражение «сохранение», к морской среде относится выражение «охрана».

Еще больше вопросов возникает при анализе ряда статей Приложения I. «Вопросы рыболовства». Так, в статье 2 упоминается «спорный район в пределах 200 морских миль от материковой части России или Норвегии». Что за «спорный район», возможно, «смежный участок», или что-то другое? Где определение этого «спорного района»? Его нет. Как же тогда быть рыбакам-практикам? Далее еще целый ряд недоумений. Говорится о «размере ячеи сетей». Каких орудий лова: дрифтерных сетей, плавных сетей, тралов, мешков трала? Или о «минимальном промысловом размере». Чего – тюленей, моллюсков, китов, крабов, трески, пикши, морских ежей? Как же на практике капитанам выполнять такие формулировки, которые приведут, если их не исправить, к конфронтации, а не к развитию сотрудничества?

Статьи 3 и 4 сформулированы таким образом, что они при их практическом применении ведут к ограничению функций СРНК по сравнению с существующими, которые выработаны в ходе почти 35-летнего периода опыта совместной работы России и Норвегии. С какой целью разработчики все это сделали? Вывод можно сделать следующий: свернуть деятельность СРНК, ограничить доступ российского флота в западные районы промысла, прежде всего, в морской район Договора о Шпицбергене. Либо все это произошло из-за отсутствия профессионализма и чрезмерной спешки, подстегиваемой указаниями «верхов»: «Быстрее, быстрее завершайте работу, необходим “исторический прорыв в Арктике”». О возможных последствиях такой спешки при подготовке Договора о разграничении рыбаки Северного и Западного бассейнов при поддержке Росрыболовства заблаговременно предупреждали МИД, затем руководство России до подписания Договора о разграничении (Приложения 2 и 3). Более того, специалисты, профессионалы-практики выработали конкретные предложения по корректировке Приложения I «Вопросы рыболовства», состоящие из семи статей (Приложение IV). Причем, идя по пути внесения корректив в Приложение I «Вопросы рыболовства», рыбаки учитывали, что статья 7, и в частности, ее пункт 2 Договора о разграничении позволяет вносить поправки в Приложения. Именно это и следует сделать российской стороне сейчас до ратификации Договора о разграничении, договорившись об этом с норвежской стороной. Либо ратифицировать, обусловив вступление в силу после принятия упомянутых выше поправок. Если этого сделано не будет, неминуема потеря для нашего флота (раньше или позже) западных, наиболее продуктивных районов рыболовства в Баренцевом море, и прежде всего морского района, подпадающего под действие Договора о Шпицбергене 1920 года.

Справедливости ради следует подчеркнуть, что имеющиеся положения в Приложении I «Вопросы рыболовства» относительно продления действия межправительственных Соглашений по рыболовству 1975 и 1976 годов, а также функционирования СРНК, отвечает интересам отечественного рыболовства.