Читать книгу "Яйца, бобы и лепешки - Пэлем Грэнвил Вудхауз"

– Ну, если так…

– Я на тебя рассчитываю. А теперь, если я не хочу опоздать, мне пора. Завтракаю с моей теткой в «Принце».

Он прожег свирепым глазом девицу с флажками, которая как раз остановила еще одного пешехода, и удалился.

«Вересковая вилла» в Уимблдоне, резиденция мисс Джулии Укридж, была в числе особняков, стоящих далеко от улицы в уединении обширных участков. В любой другой день это место дышало бы спокойствием, исполненным благородного достоинства, но когда я приехал туда во вторник, то очутился в фокусе кипучего и необычного оживления. Над воротами висели большие плакаты, оповещавшие о базаре, и в эти ворота лился людской поток. Откуда-то из глубины сада неслась дребезжащая музыка вертящейся карусели. Я добавил себя к потоку и уже свернул к парадной двери, когда над моим ухом прозвенел серебристый голосок и я увидел сбоку от себя прелестную девушку.

– Купите лютик?

– Прошу прощения?

– Купите лютик?

Тут я обнаружил, что к ее фигурке ремнем прикреплен лоток с грудой каких-то штучек из желтой бумаги.

– Что это? – осведомился я, машинально шаря в кармане.

Она осияла меня благосклонной улыбкой, будто верховная жрица, посвящающая любимую неофитку в тайный ритуал.

– День Лютика, – сказала она чарующе.

Более волевой и мыслящий человек, несомненно, поинтересовался бы, что это за День Лютика, но я бесхребетен. А потому извлек первую же монету приличного диаметра, на какой сомкнулись мои рыщущие пальцы, и опустил ее в коробку для пожертвований. Она поблагодарила меня с большой пылкостью и всунула одну из желтых штучек мне в петлицу.

На этом наша беседа оборвалась. Девушка солнечным зайчиком упрыгнула в направлении джентльмена преуспевающей внешности, а я проник в дом, где в кабинете нашел Укриджа, устремляющего взгляд в стеклянную дверь, за которой открывалась широкая панорама сада. Он обернулся на звук моих шагов, его глаза задержались на шафрановом украшении моего пиджака, и на его губах заиграла мягкая одобрительная улыбка.

– Вижу, и ты приобрел.

– Приобрел что?

– Ну, одну из этих, как их там.

– Ах этих! Да. В палисаднике шурует девица с целым лотком этих штук. Сегодня День Лютика. В помощь тому или сему, надо думать.

– В помощь мне, – сказал Укридж, и мягкая улыбка расползлась в ухмылку до ушей.

– О чем ты?

– Корки, старый конь, – сказал Укридж, указывая мне на кресло. – В нашем мире особенно полезно иметь на плечах уравновешенную деловую голову. Многие люди, нуждающиеся в капитале, как я, и не находя, где раздобыть его, махнули бы рукой, сочли бы свое положение безнадежным. А почему? А потому, что им недостает прозорливости и широкого, глубокого и гибкого кругозора. Но как поступаю я? Я сажусь и раскидываю мозгами. И после многих часов сосредоточенных размышлений я был вознагражден блистательной идеей. Помнишь прискорбный инцидент на Джермин-стрит в тот день, когда эта бандитка взяла нас за шиворот? Ты помнишь, что мы понятия не имели, в помощь чему выкашлянули наши кровные?

– Ну и?

– Ну и, малышок, меня внезапно озарило будто свыше, что никто никогда не знает, на что они выкашливают, когда встречают девиц с флажками или другими такими же эмблемами. Я постиг великую истину, старый конь, – одну из глубочайших истин касательно этой нашей новейшей цивилизации: любой данный мужчина, натолкнувшись на хорошенькую девушку при лотке с флажками, тут же машинально и без вопросов опустит монету в ее коробку. А потому я связался с такой моей знакомой девушкой – милой, бойкой, своей в доску – и договорился, что она приедет сюда сего дня. Я с уверенностью предвижу выручку внушительного масштаба. Затраты на булавки и бумагу равны практически нулю, то есть никаких накладных расходов, а только чистая прибыль.

Меня пронизала судорога боли.

– Так, значит, – осведомился я с чувством, – эти мои полкроны отправятся в твой чертов карман?

– Половина. Естественно, моя коллега и партнер берется в долю. А ты правда пожертвовал полкроны? – умиленно сказал Укридж. – Как похоже на тебя, малышок! Щедр до чрезмерности. Если бы все люди обладали твоим душевным бескорыстием, наш мир стал бы более приятным местом.

– Полагаю, ты отдаешь себе отчет, – сказал я, – что максимум через десять минут твоя коллега и партнер, как ты ее обозвал, будет арестована за вымогательство денег путем обмана?

– Да ни в коем случае.

– После чего – благодарение Богу! – сцапают и тебя.

– Ни малейшего шанса, малышок. Я полагаюсь на свои познания в человеческой психологии. Что она сказала, когда выцыганивала у тебя лепту?

– Не помню. Купите лютик, или что-то вроде.

– А потом?

– А потом я спросил, что, собственно, происходит, и она сказала: ДЕНЬ ЛЮТИКА.

– Вот именно. А больше ничего никому говорить не потребуется. Разумно ли, логично ли предположить, что рыцарственность даже в нынешние материалистические дни пала столь низко, что найдется мужчина, который, услышав от такой прелестной девушки, что это День Лютика, начнет выяснять подробности? – Он подошел к окну и выглянул наружу. – А! Она перешла в сад, – сказал он с удовлетворением. – Дело у нее как будто кипит. У каждого второго мужчины в петлице лютики. А сейчас она прикалывает его младшему священнику, благослови ее Бог.

– А через минуту попробует приколоть его детективу в штатском, на чем все и кончится.

Укридж посмотрел на меня с упреком:

– Ты упорно выискиваешь темные стороны, Корки. Чуть больше намеков на уважительное восхищение, вот что мне хотелось бы услышать от тебя, малышок. Ты словно бы никак не поймешь, что наконец-то нога твоего старого друга твердо стала на ступеньку лестницы, ведущей к богатству. Предположим – взяв наименьшую цифру, – это лютиковое предприятие принесет мне четыре фунта. Они будут поставлены на Гусеницу в двухчасовом заезде в Кемптоне. Гусеница приходит первой при ставках… ну, скажем, десять к одному. Ставка и выигрыш перекидываются на Висмута в Юбилейном Кубке. И снова – десять к одному. И пожалуйста – чистые четыреста фунтов капитала, вполне достаточного, чтобы человек с острым деловым чутьем стремительно разбогател. Ведь, Корки, между нами говоря, я приглядел дельце, какое подвертывается лишь раз в жизни.

– Да?

– Да. Прочел о нем на днях. Кошачье ранчо в Америке.

– Кошачье ранчо?

– Вот именно. Собираешь сто тысяч кошек. Каждая кошка приносит по двенадцать котят в год. Цены за шкурки от десяти центов за каждую белую до семидесяти пяти за безупречно черную. Итого двенадцать миллионов шкурок в год по средней цене тридцать центов за шкурку, что обеспечивает годовой доход, равный, по самым скромным подсчетам, тремстам шестидесяти тысячам долларов. Но ты спросишь: а как насчет накладных расходов?