Читать книгу "Эхо войны - Дмитрий Заваров"

Дождь уже закончился, только невидимый в ночи сад все никак не может успокоиться – шуршит каплями. Воздух наполнен послегрозовой свежестью. Гром еще погромыхивает где-то на востоке, а над нами уже мерцают звезды и висит тонкий серп луны.

– Как будто мир еще цел… – говорю, ни к кому не обращаясь.

– А? – Чапай оборачивается.

Мы сидим на лавочке напротив входа. На крыльце Чекист с Паутинычем спорят о свойствах Армады. Я чувствую себя очень спокойно. Где-то там, в далекой глубине груди, что-то остывает, расслабляется, и от этого по телу разливается уютная усталость.

– Это тебе не золотая рыбка, – втолковывает Чекисту Паутиныч. – Это тебе не Хоттабыч!

Трубка его где-то потерялась, он теперь курит толстую сигару, непонятно откуда взявшуюся.

– При чем тут золотая рыбка! – отмахивается Чекист. – При чем тут Хоттабыч!

Они топчутся на крыльце, то вступая в пятно света от распахнутой двери, то ныряя в ночь.

– Что ты думаешь, я ребенок? – Чекист размашисто жестикулирует. – Ты сам говорил, что эта Армада – она что-то вроде мозга планеты. Значит, она может управлять своим телом, Землей то есть.

– Так в том-то и дело! Я тебе про то и толкую битый час, пень ты развесистый!

Паутиныч тоже горячится, он наседает на Чекиста, тычет его в грудь. Выглядит это комично: маленький бородатый старичок против здорового молодого бугая. Однако дед берет не силой, а настырностью. Он умудряется вытолкнуть Чекиста в темноту и единолично располагается в полосе света.

– У тебя тоже есть мозг! – Паутиныч тычет узловатым пальцем во мрак. – Я хочу в это верить. Вот прикажи своему телу взлететь! Что? А, не можешь! Вот так! И Армада не может того, чего не может.

– А откуда ты знаешь, чего она может, а чего не может? – Чекист снова вырывается на свет.

– А ты знаешь? – кричит отторгнутый в ночь Паутиныч.

Жирный уголек его сигары описывает в темноте какие-то неприличные восьмерки.

– Я не знаю! Я не такой самоуверенный, как некоторые пьяные старики.

– А желание ему исполни! – ехидничает темнота.

– Да вот, исполни! И исполнит!

– Она тебе исполнит! Не боишься?

– Чего мне бояться?

Паутиныч снова спихивает Чекиста со сцены и трагически выдает:

– Если Армада – мозг, то этот мозг, судя по всему, сошел с ума!

– Сам ты сошел с ума! Старый пень, – огрызается под покровом ночи Чекист.

– А ты не выражайся! Давай рассуждать логически…

Месяц поднялся уже высоко, он висит над самым коньком крыши. Мокрая жесть чуть видно серебрится на фоне черного провала неба. За спиной шуршит сад. А больше вокруг ничего нет: только этот дом, эти деревья и это звездное небо. Даже Зоны нет, ее не видно и не слышно.

– Мы пойдем с тобой, – чуть слышно говорит Чапай.

– Спасибо.

– Где взять еще амулеты?

– У Хирурга должен быть один.

– Надо два.

Паутиныч с Чекистом уже перешли к обсуждению проблем восстановления цивилизации на принципах гуманизма и взаимного уважения.

– Паутиныч! – властно вторгается в их беседу Чапай. – Что стало со Стражами?

И спор сразу обрывается. Чекист отходит в сторону, шумно отдувается, прикуривает, на миг осветив подпорку крыльца. Паутиныч подходит к перилам, чмокая, дымит огрызком сигары.

– Хирург у вас, значит, – выдает он, поразмыслив.

– Это мы поняли, – напоминаю я. – Остальные двое.

– Понятия не имею, – невозмутимо заявляет старик.

– Нам нужно их найти.

– Его, – поправляет Паутиныч. – Второй сам тебя нашел.

– Кто второй?

– Болт, видать.

– Почему так решил?

– Он в плаще ходил. Похож по описанию.

– Надо у него спросить, где его товарищ.

– Спроси, спроси. – Паутиныч невесело хмыкает и выпускает из бороды целое облако дыма.

– Чего такое?

– Болт погиб при Взрыве, парень. Во всяком случае, он находился в то время в том месте, где выжить просто не мог. Так говорит Хирург, а ему врать незачем.

– Значит, я встретил третьего, как его… – возражаю я.

– Нет, Глок. Ты встретил Болта. Потому что Стратега встретил я. Через неделю после Взрыва. На берегу озера.

– И? – Чапай подается вперед.

– Стратег стал шатуном, хлопцы. Вряд ли кто знает, где он теперь. И жив ли он вообще.

Плывет месяц, оставаясь на месте. Шумят деревья. Холодно. Паутиныч курит, глядя в сторону.

– Сожрали его давно, – подает голос из темноты Чекист.

– Твари не нападают на Стражей, – говорит Паутиныч. – Наверное, из-за амулетов.

– Ну сам помер. Жрать-то там нечего.

– Хирург рассказывал, что эти амулеты даже мертвых оживлять могут.

– Ну вот, значит, и Болт твой… – с облегчением заключаю я.

– Пепел нельзя оживить, – говорит Паутиныч. – Пошли в дом, холодно.

– Будем искать этого Стратега, – заявляет Чапай, поднимаясь.

И снова сидим у стола, заваленного картофельной шелухой и полупустыми консервными банками. Опять какой-то невнятный, перескакивающий с одного на другое разговор. Заканчивается четвертая бутылка, это даже для нас, молодых мужиков, немало, но Паутиныч еще держится. Крепок старик. Она все так же сидит на своей кровати, не реагируя ни на что, и я замечаю, что мои товарищи уже даже перестали коситься в ее сторону, привыкли. Как к самовару на столе или вон буфету у стенки. Встаю, выхожу на улицу, усаживаюсь, просунув ноги между балясинами перил. Курю. Смотрю в темноту.

Небо абсолютно черно – настолько, что кажется, будто его нет. И висят на невидимых нитках, покачиваясь от ветерка, острые, как иголки, звезды. Я всю жизнь прожил в городе, всегда вокруг были источники света, марающие ночь. А теперь, когда города потухли, – небо раскрылось во всей красе. Ни малейшей засветки, только очень далеко на северо-востоке торчит чуть наклоненный в сторону луч прожектора с нашей базы.

Подходит Чекист, с кряхтением присаживается рядом. Нюхает воздух.

– Найдем, думаешь, этого Стража? – спрашивает, слегка пихнув локтем.

– А ты точно хочешь идти?

– Я за любой кипеш, лишь бы польза была.

– Как ты там Паутинычу втолковывал: новый Золотой век человечества?

– Ну я это образно, – смущается товарищ. – Они и без меня обойдутся.

– Ну-ну…

– Ладно. – Окурок Чекиста оставляет на темноте оранжевую царапину. – Давай спать. Хозяин нам у окна телогреек накидал. Царское ложе, Чапай уже храпит. Присоединяйся.