Читать книгу "Не могу без тебя - Татьяна Успенская-Ошанина"

О, Иван очень хорошо уже знал Алёнку. Она не нуждается ни в ком, на шею не бросится. Наоборот, уйдёт в ту же минуту, как почувствует себя нелюбимой. Даже если жить без него не сможет, ему вида не покажет.

И в тот миг, чутко уловив грозящую ей со стороны отца опасность, увидев его, Иваново, смущение и фальшивую суету — он положил ей в тарелку лук, который она терпеть не могла, Алёнка возвела между ними непробиваемую стену, об которую Ивану теперь биться, искать слова, способные растопить крепчайший из всех строительных материалов, охраняющих человеческое достоинство.

Он не смог, не посмел пересказать ей разговор с отцом — побоялся предать отца и обидеть её.

Самые тусклые дни за два года: безответные губы, присыпанные пылью глаза, движения несмазанного, разладившегося механизма, голос справочного бюро, равнодушный, механический, лишённый живого участия. Вереница разговоров отвлечённых, выхолощенных, как дистиллированная вода. Иван прогуливал работу и лекции, не мог связать двух слов в своём романе, ночами смотрел в играющий светлыми пятнами потолок и не смел обнаружить свою бессонницу перед Алёнкой. Пока однажды ночью не сказал ей полуправду:

— Отец посоветовал подождать жениться, надо проверить друг друга.

Алёнка тут же откликнулась на искренность.

— Так сложилось… не принимаю игры и лжи, сразу чувствую. Какая есть, пусть правда. Не только это он сказал, что-то ещё, нехорошее. — Алёнка, в длинной розовой ночной рубашке, сидела на тахте, притянув колени к подбородку. Она была беззащитна и ослепительно молода. — Понимаешь, так сложилось, отец умер, когда мне исполнилось десять лет. Через три года умерла мать. Я осталась с дедом. Вокруг только и слышишь — «папа», «мама»! Ребята беспечны, в голове одни игры и развлечения, а мне не до игр, дел столько, что едва успеваешь сготовить, постирать. Не подумай, мол, дед заставлял. Наоборот, он готов делать всё сам — для меня готов забросить свою работу. Он был специалистом по литературе начала двадцатого века, занимался Зощенко. За это и пострадал. Лишь после Двадцатого съезда разрешили читать лекции в педагогическом. — Без перехода Алёнка заговорила о другом: — В школе было у меня два друга. Мы втроём с первого класса. На коньках, в кино… Вместе делали яхту. И вот в десятом классе Первого мая ребята зазвали меня на Сенежское озеро, оно по Октябрьской дороге, уверяли: такой красоты нигде не увижу. И впрямь — красотища! Я впервые попала на большую воду. Рябит под солнцем, светится всеми цветами радуги, нет слов передать.

И народу никого. Природа и мы. — Алёнка помолчала. — Перевернулась яхта. Весна поздняя. Солнце светит, а вода не успела прогреться. Шесть часов мотало нас в ледяной воде, пока не прибило к пустынному берегу. Меня выбросило, а ребята остались в воде — вцепившиеся намертво в борт яхты. Под солнцем я отогрелась, очнулась. Не помню, как, какими силами оторвала их от борта, вытащила на берег. А они уже… закостенели. Я пыталась привести их в чувство, не смогла. А люди пришли на помощь слишком поздно.

Иван удивился скупости её рассказа. Ни о страхе, когда поняла, что ребята — мёртвые, не сказала, ни об отчаянных усилиях, которые наверняка прилагала, чтобы спасти их, ни о своей боли. А ведь гибель ребят наверняка повлияла на всю жизнь Алёнки. Может, одного из них она любила?!

Не рассказала Алёнка и об отношениях с дедом. Но в том, как она произносит короткое слово «дед», в том, какое у неё при этом выражение лица, — внезапная вспышка в темноте!

А ведь не сразу повела его к деду — лишь через полтора месяца совместной жизни. Напекла пирогов, натушила курицы. Спросила: «Не возражаешь, познакомлю с дедом?»

Он не возражал. Только боялся: что, если дед выгонит его или начнёт читать нравоучения?

До Кропоткинской ехали целую вечность, и всю дорогу Иван готовил слова оправдания, которые скажет Алёнкиному деду, и обещания — «сделаю Алёнку счастливой», «не обижу», «не брошу никогда».

Поднялись на второй этаж старого особняка. Ещё ключа не вытащила Алёнка, из-за двери раздалось громкое мяуканье, а когда открыла, им под ноги кинулся рыжий кот, с прозрачно-жёлтыми, песочными, глазами. Он мурлыкал, как мотор, — на весь дом. Когда Алёнка стала гладить его, повалился на бок, вытянул в блаженстве все четыре лапы, замурлыкал ещё громче.

— Слышу, пришла. Базиль доложил. — И в коридоре появился высокий, худой человек в тюбетейке. Светлая, в синюю полоску рубаха, синий галстук, спортивный разворот плеч, тёмные, грустные глаза. Знакомые.

Они похожи на мамины.

— Борис Глебыч. — Алёнкин дед протянул Ивану руку, улыбнулся. Одного зуба в этой улыбке не хватало, и Борис Глебыч показался Ивану незащищённым. Да, Иван давно знает Бориса Глебыча! Вот эту улыбку знает. Почему-то захотелось извиниться, и сладко было чувство собственной вины в том, что без спроса ворвался в Алёнкину жизнь.

— Моего отца тоже звали Борис. Думаю, мама подсознательно искала похожего на деда! И ведь в самом деле чем-то отец с дедом были похожи! — сказала Алёнка и пошла на кухню.

Кот разглядывал Ивана как человек.

— Очень рад познакомиться с вами! — сказал Борис Глебыч. Сразу стало просто, легко, точно Борис Глебыч простил его. — Пойдёмте есть, жду вас.

Стол был уже накрыт. Просторна кухня, золотится шторка. Бутылка вина, кастрюля с супом. Парок плывёт над вином и закуской. Тонкими ломтиками нарезан хлеб.

— Руки мыли, мальчики? — спросила Алёнка, и снова словно вспышка в темноте — её взгляд на деда. — Пироги, какие ты любишь, с яйцами и рисом!

Стало необходимостью приходить к Борису Глебычу. Вместо звонка — мурлыканье Базиля, вместо нравоучений — врастание в чужую эпоху, в чужую судьбу. И чувство освобождения от суеты города и университета, от усталости, от своих недостатков. После встреч с Борисом Глебычем написаны лучшие страницы романа.

Иван завидовал тому, что у Алёнки есть такой дед, тому, что ежедневно после лекций, когда Иван спешит к письменному столу, Алёнка идёт к деду, готовит ему, обстирывает его. Необходимости, как понимает Иван, в этом нет — Борис Глебыч сам сварит обед лучше Алёнки, это Алёнке нужно.

То, что Алёнка в их ночном разговоре заговорила о деде, повернуло происходящее по-другому — Иван увидел пошлость советов отца, мужество, независимость Алёнки и понял: Алёнка любит его.

Совсем по-другому стал он относиться к ней после того ночного разговора. Не синяя птица из сказки залетела к нему в клетку, а намучившийся, необычный, с трагической судьбой и незащищенной душой человек, за которого он в ответе.

Может быть, потому и отошёл легко от Марьи, не позабыл, нет, конечно, не разлюбил, но смог обходиться без неё потому, что такой оказалась Алёнка — похожая на Марью: ей можно рассказать о своих замыслах и самых постыдных мыслях, о самом неблаговидном движении души и о маме.

3

Роман и в самом деле Иван написал легко — наверное, из-за того, что рядом была Алёнка.