Читать книгу "Два гения и одно злодейство - Лариса Соболева"

Обнаружив, что кофе выпит, Тимур отправился на кухню, где царил редкостный беспорядок. Аристократ от воров не любитель махать веником и мыть посуду. Но, поскольку Марк прислугу не догадался закрепить за квартирой, Тимур справлялся с нудными обязанностями сам. Когда запас чистой посуды полностью иссякал, вот тогда за один раз и ликвидировался завал из тарелок, чашек, кастрюль.

– Ставров говорил, что его может ненавидеть только одна женщина, – продолжил рассуждения Тимур, наливая из чайника кипяток в кружку. – А вдруг все же это она крапает письмена, столкнула Алису, затем выкрала ее? Ну, а вдруг? Тогда, выходит, она не погибла, а цела и невредима. Только на хрен ей Марк, какая-то Алиса? Срубила бабулек и вали подальше, я бы поступил именно так. Эх, с такими бабками… Нет, Тимур-джан, не канает масть!

Постояв у зеркала и посочувствовав отражению, позвонил корешу:

– Я помню, ты говорил, что с пацанами знаком, которые на мотоциклах гоняют. Байкеры, кажется, так их называют?

– Ну, знаком, – ответил тот.

– Сведи меня с лидерами, если возможно, но собери их со всего города.

– Тебе когда надо сходку устроить?

– Сегодня вечером. Я в долгу не останусь.

– Какой базар! Я по дружбе. Но учти, они друг с дружкой плохо контачат. Стукнет моча в башку, начнется потасовка, в которой и тебе накостыляют.

– Понял, не сундук.

К вечеру Тимур приоделся: фрак, белая рубашка, бабочка, ослепительной белизны шарф под пальто – в общем, надеялся поразить респектабельным прикидом молодую поросль. Но байкеры поразили его. Наехали разом на мотоциклах к запущенному парку на окраине. Все патлатые и бородатые, с ног до головы в коже, молниях, цепях и побрякушках, в сапогах на каблуках и с заостренными носками, а у некоторых и шпоры, словно под ними были настоящие лошади. Сзади каждого байкера торчало по девчонке, расписанной под хохлому. И самое любопытное, что возраст байкеров был от юношеского до полтинника. Тимур не предполагал, что солидным мужикам нравится тусоваться в молодежном соре. А вид мотоциклетных фанов, конечно, устрашающий. Почудилось, что его окружила свора диких и голодных собак, одно неосторожное движение – и косточки Тимура захрустят на их зубках. В таких случаях бабочка нестерпимо начинает давить на кадык. Тимур поправил ее, выступил вперед и рассказал, кого ищет. Опасения оказались напрасными, его вежливо выслушали, вежливо и культурно задавали вопросы, культурно и вразумительно отвечали. Ни в одной из групп парня и мотоцикла, которых он описал, нет. Тимур поблагодарил, извинился за беспокойство, байкеры разъехались так же быстро, как и слетелись, а он затосковал.

– Да ладно, – хлопнул по плечу кореш, – пацаны получили приметы, встретится им твой мотоциклист, стукнут мне, я тебе.

– Спасибо, друг, – сказал Тимур и сердечно пожал руку корешу. Расстались. Когда вел автомобиль по улицам, неустанно повторял: – Мама миа, что ж мне дальше делать? Может, самому смотаться на место и выяснить обстоятельства, при каких жена папочки сыграла в ящик? А то от Ставрова слова лишнего не добьешься. Не знаю, не знаю… Нет, все-таки надо выяснить, где находится психушка, иначе как отчитаюсь?..

ПРЕДМЕСТЬЕ ПАРИЖА, РАННЕЕ УТРО СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ

Едва только забрезжил рассвет, Володька подскочил, словно у него свербило в одном месте. Спал здесь же, в мастерской, на старой софе, куда свалился далеко за полночь. Первым делом очутился у холста с контурами фигуры. Да! Именно так! Он уже видел будущую картину, и спазм перехватывал горло – до того она будет хороша. Найдено решение, а это не хухры-мухры!

Освежившись под душем, наспех отрезал по куску батона и колбасы – для завтрака довольно, лишь бы голод забить, а на приготовление кофе вообще жаль время тратить. Подстегиваемый вдохновением, Володька перебирал краски. Выдержать работу в цвете, сочетая определенный набор тонов? А ведь каждый цвет, грубо смешанный с другими, именно грубо, и нанесенный на холст легким движением кисти, может создать потрясающий объем, живой импульс, настроение. Так у Володьки: в одном мазке просматриваются противоположные тона, а в результате – шедевр. Хоть и звучит нахально, зато точно.

Свою манеру письма изобрел от бедности. Недоставало красок, особенно белил, не было денег, а писать страшно хотелось. Ну, Володька и написал тем, что было: вниз на палитру положил темные и малоиспользуемые тона, а сверху то, что нужно. Укладывая жирные мазки на холст, постепенно падал духом. Но пришел приятель, побазарил с ним, проводив до дверей, оглянулся… и офонарел! Издали работа выглядела потрясающе. Позже научился этой манере до тонкостей, экспериментируя в сочетаниях цветов, нашел собственные законы выразительности.

Гостиная была еще наполнена темнотой, и не удивительно: небо едва посветлело. Да будет свет, не электрический, разрушающий неповторимость рассвета! Продолжая жевать, распахнул настежь двери и замер. Не пробирающий утренний холодок потряс, а… Луиза! Она уселась на том же месте, где и вчера, так же выпрямив спину и косясь на юношу, мол, я готова, рисуй! В столь ранний час увидеть ее не ожидал, а потому пробормотал в растерянности:

– Луиза… Откуда ты взялась?.. Il est tres tot (Еще очень рано.)…

Она встала и без обиды уходила по дорожке, огибая клумбу. Возьмет и не вернется. Он же только сейчас обдумывал, где искать ее, а она вот, сама ни свет ни заря притопала.

– Стой, Луиза! – Она остановилась, видимо, среагировала на командный тон. Любопытная деталь, и пригодится в общении с ней. – Je voudrais tе dessiner. (Я хотел бы рисовать тебя.) Надеюсь, ты меня поняла.

Она поняла, потому что вернулась. Взяв за руку, Володька ввел ее в мастерскую, которую Луиза принялась осматривать, медленно продвигаясь по периметру комнаты. Он же лихорадочно готовил рабочие места себе и ей, отодвигал мебель, устанавливал холст на выгодную точку, собрал волосы в хвост на затылке и не мог отыскать, чем перевязать. А Луиза, вдоволь насмотревшись на достопримечательности гостиной-мастерской, настороженно следила за суетой Володьки. Только бы не напугать ее, а то придумает дунуть отсюда, надо изобразить степенность. Он указал место недалеко от камина, где постелил старый коврик, сказал, напустив на себя важности:

– Vas-y. (Иди туда.)

Луиза, шаркая, покорно потопала на указанное место. Усадив ее на коврик, Володька призадумался. Света маловато… нет, при электричестве работать невозможно. Свет может быть каким угодно, но не электрическим! А камин? Даст дополнительное освещение, чего будет пока довольно, Володьке же холст и так виден. Однако с какого бока к камину подходить, ума не приложит. На знаменитой даче в России был камин, но Володьку к нему не подпускала прислуга из двух особей. Разжигали только при хозяевах, создавая им атмосферу интима, обычно же пользовались газовым отоплением. Володька смело взялся за добычу огня. Он сложил сухие дрова, чиркнула спичка, и через минуту серый дым пополз в комнату, а не в дымоход. Пришлось загасить огонек и рассеять дым папкой для эскизов. Выручила Луиза, долго наблюдавшая за его мучениями. Взяла у Володьки спички, отодвинула задвижку, проверила еще что-то, и в камине затрещали дровишки. Вернув спички, уселась на место.