Читать книгу "Обратная сила. Том 2. 1965 - 1982 - Александра Маринина"

Борис принес толстую книгу в переплете цвета бордо, «Из старой шкатулки», Людмила Анатольевна узнала в ней свой подарок сыну на Новый год.

– Вот, – юноша открыл книгу в том месте, где торчала закладка, – можешь убедиться, черным по белому все написано. Почему я должен не доверять тому, что написано в книге?

Людмила Анатольевна быстро пробежала глазами последние строки, отчеркнутые на полях карандашом:

«Герцен ненавидел этого человека!

В конце 60-х годов, ознакомясь с Утиным и другими «утятами», как он их называл, Герцен заклинал русское общество: «Их надобно выставить к позорному столбу во всей наготе, во всем холуйстве и наглости, в невежестве и трусости, в воровстве и в доносничестве». Всю эту компанию «утят», вкравшихся в доверие русского общества, Герцен определил одним убивающим словом: гной!»

– Мало того, что ты не знаешь истории, ты еще и думать не умеешь, – холодно произнесла мать Бориса. – Ты перепутал присяжного поверенного Евгения Утина, которого Герцен отродясь не знал, с его старшим братом Николаем Утиным, революционером, уехавшим за границу и принявшим активное участие в создании организации «Молодая эмиграция». У Николая Утина и его товарищей действительно возникли серьезные разногласия с Герценом, это правда. И Герцен довольно злобно писал о членах «Молодой эмиграции» в письмах к Огареву. И «утятами» называл именно их. Если бы ты взял на себя труд проверить хоть одно слово из этой беллетристики, – Людмила Анатольевна брезгливым жестом указала на раскрытую книгу, – ты бы увидел, что цитата взята из письма, написанного в апреле тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года, когда до дела Гончарова было еще четыре года. Целых четыре года! И написано оно не об адвокатах, которые, как ты изволил выразиться, «втерлись в доверие к русскому обществу», а исключительно о членах «Молодой эмиграции», которые хотели сделать из герценовского «Колокола» общеэмигрантский орган, чтобы с его помощью руководить революционным движением в России. К присяжному поверенному Евгению Утину эти слова не имели и не могли иметь никакого отношения. Если бы ты потрудился найти первоисточник или хотя бы спросил у меня, я бы показала тебе то самое письмо Герцена к Огареву, из которого взята эта цитата. И словом «гной» Герцен назвал уж никак не Евгения Утина. И даже не его брата Николая.

– А кого? – с любопытством встрял Александр Иванович.

– Серно-Соловьевича.

Кто такой Серно-Соловьевич, Александр Иванович не знал и в очередной раз подивился тому, как много, оказывается, сведений из области истории хранится в голове его жены.

Смуглые щеки Бориса стали пунцовыми.

– И как ты собираешься расследовать уголовные дела? – безжалостно продолжала Людмила Анатольевна. – Так же, как состряпал свой диплом, опираясь на непроверенные показания и ни во что не вдумываясь? Если бы ты хоть на секунду вспомнил, когда умер Герцен, ты бы засомневался и не допустил такого позора.

– Что ты предлагаешь? – зло спросил сын. – Переписать работу?

– Решай сам. Но ты должен быть готов к тому, что эту глупость заметит еще кто-нибудь, кроме меня.

– Да ладно, мам, – Борис внезапно улыбнулся, – кто их читает-то, эти дипломы? А на защите я просто не буду этого говорить, вот и все. Ошибку учту, в следующий раз буду внимательнее. Ну что, пап, ты сдаешься? Если да и если вы не собираетесь слушать Жванецкого, то я пошел к себе.

Все-таки Борис Орлов обладал удивительной врожденной способностью вовремя брать себя в руки и уходить от конфликта…

Чувствуя в себе все еще кипящее негодование, Людмила Анатольевна даже ужинать не стала. Переоделась и с сердитым лицом уселась рядом с мужем на диван, открыв свежий номер журнала «Иностранная литература».

– Люсенька, дело к полуночи, – заметил Александр Иванович через некоторое время. – Спать-то не пора?

– Не могу, – каким-то жалобным голосом ответила она, – я такая злая, что сна ни в одном глазу. Нет, ну ты только подумай: вот так, с бухты-барахты, ничего не проверив, взять и оболгать человека, оклеветать. И ладно бы кто другой, но наш сын!

– Милая, но это всего лишь диплом, – попытался успокоить жену Орлов. – Борька совершенно прав, дипломы действительно никто не читает, оценку ставят, только исходя из доклада дипломника на защите. Уж тебе ли не знать! Ты столько лет на кафедре работаешь!

– Да не в этом же дело, – Людмила Анатольевна вяло махнула рукой и привалилась к плечу мужа. – Дело в Борьке.

– Я понимаю. А в чем суть вопроса? Из-за чего весь сыр-бор?

Если нужно успокоить и отвлечь жену, то самое лучшее средство – дать ей возможность рассказывать. Уж эту-то простую истину Александр Иванович усвоил давно и накрепко.

1979 год, весна

Перед вами может стоять человек, на котором крупными чертами написано, что он тронутый… Тогда трудный вопрос ложится на вас, господа, камнем; у вас вышибают из-под ног правильное третье и вас принуждают решать по одному из двух предположений: либо этот человек совершенно здоров и отвечает за свои дела, как и всякий другой здоровый; либо он помешанный, для которого не существует ни суд, ни закон. Мы бы его, не колеблясь, отнесли к людям, обладающим уменьшенной вменяемостью.

Из защитительной речи В. Д. Спасовича в судебном процессе по делу Островлевой и Худина

С гостиницами всегда было сложно. Иногда начальник местного УВД, к которому группа командированных научных сотрудников из Москвы приходила представляться, организовывал что-то более или менее приличное – маленькие, но зато одноместные номера. Иногда сотрудников Академии селили в общежитиях или в гостиницах по два-три человека в комнате. Неизменным оставалось одно – им нигде не были рады. Это и понятно: толку от приехавших никакого, а забот добавляется. Ладно бы еще приезжали какие-нибудь крутые специалисты по раскрытию и расследованию преступлений, может, и правда что-нибудь дельное подсказали бы, все-таки в Москве, в Штабе МВД и в Академии, сосредоточена вся информация о передовом опыте и новейших разработках. А эти… Криминологи. Даже не криминалисты, а всего лишь криминологи. Преступность изучают. Чего ее изучать-то? С ней бороться надо, а не изучать. Ученые, мать их так…

Но в этом городе начальник УВД сам закончил Академию МВД, был слушателем первого набора, поэтому к прибывшим научным сотрудникам отнесся тепло, тем более в группе был профессор, который читал на их потоке лекции по этой самой криминологии и потом принимал экзамен. Правда, профессор приехал со своими коллегами только в самый первый раз, он вообще выезжал в такие командировки нечасто: не барское это дело – по колониям сиживать и с осужденными разговоры разговаривать. Но зато во второй и в третий раз научным сотрудникам здесь оказывали самый радушный прием, селили в хорошей гостинице и предоставляли транспорт, на котором командированные из столицы каждое утро отправлялись в исправительно-трудовые учреждения и вечером возвращались назад.

Работали в таких командировках вчетвером: два криминолога, психолог и психиатр. Тема была комплексной, возглавляли исследование двое известных ученых, один – доктор юридических наук, другой – медицинских, оба – заметные величины в своей отрасли науки. За ними в «табели о рангах» авторского коллектива следовали доктора и кандидаты наук, а в самом низу находились простые исполнители, как правило, без ученых степеней. Именно они, эти простые исполнители, и должны были собирать и анализировать весь эмпирический материал. Вышестоящие же чины надзирали, консультировали, руководили и иногда проходились «рукой мэтра» по уже написанным аналитическим справкам и статьям.