Читать книгу "Девичьи игрушки - Владимир Лещенко"

Внезапно одна из тяжелых створок со скрипом приотворилась, пропустив стройную женскую фигурку.

Она, Брюнета, узнал Иван.

«Или не она?» – было второй его мыслью.

Уж больно разительно переменилась. И всего за какой-то день. Или это так только кажется из-за ее черного монашеского платья? Которое, следовало признать, весьма шло к ее бледному аристократическому лицу. Сейчас, в платке, девушка еще больше походила на Ту, призрачным виденьем явившуюся ему давеча в храме Святой Софий.

– Я вот тут… – помялся парень. – Вещи, как и уговорились…

Девушка молчала. Только глядела на него своими темными угольями.

Протянула руку и так же без слов приняла сундучок. Несколько склонила голову в знак благодарности, развернулась и пошла восвояси.

Как же это? Вот так просто и уйдет? И они никогда больше не свидятся?

– Постой! Ты ведь даже не сказала, как тебя звать-величать!

Застыла на месте, уже почти поглощенная разверстой пастью врат. Обернулась к нему. С сожалением окинула взором Иванову фигуру и с вздохом покачала головой. Дверь стала медленно, словно нехотя затворяться.

И пока она не захлопнулась, поэт успел таки глянуть на Брюнету по-особому.

Ох, сестренка, да что ж это за черный куколь над тобою?

И какой-то чудной формы.

Точно крылатый змей приготовился откусить беззащитную девичью голову…

Глава 11В ГОСТЯХ У ПРОХОРА

Москва, апрель 2006 г.

Квартира Варвары по нынешним временам не тянула на роскошные хоромы.

Обычная однокомнатная квартира в кирпичном доме на Ленинском проспекте – тридцать семь метров жилой площади, небольшая кухня и узкая лоджия.

Но Вадиму она показалась по-настоящему уютной и обжитой, чем не мог похвастаться его двухкомнатный кооператив на Савеловской, где витал холостяцкий неустроенный дух.

Порядок – не то чтобы идеальный, но зато такой милый, домашний: разноцветные половички, высокий книжный шкаф-стенка. Хотя комната и невелика, но мебель расставлена так, что удивительным образом не загромождает ее.

Небольшой компьютер на небольшом компьютерном столике.

(Конечно, куда без компьютера сейчас? Это он все никак себе не заведет – ну так дома же практически не работает и в игры всякие не играет. Как тот же Хасикян – мастер по всяким там «Думам» с «Бладами»).

И большая птичья клетка у окна.

Не просто клетка – настоящий вольер, сделанный в виде сказочного древнерусского терема.

И там на жердочке устроилась крупная, черная с серебром птица. Нахохлившись, лениво повела крупной головой в сторону гостя и вперила в него пронзительный желтый глаз.

Видать, это и был упомянутый Варей ворон.

Сказать по правде, воронов Вадим не любил. Не то чтобы и впрямь считал их зловещими символами. Просто трудно было любить их после того, как сам видел, как важные черные птицы выклевывали мертвецам глаза на городских пустырях…

Молодой симпатичной девушке куда бы больше подошел, по мнению следователя, попугайчик, канарейка или симпатичный чистоплотный скворец. На худой конец кошка.

Но не высказывать же это хозяйке? Между прочим, он в гостях.

Размерами домашний питомец журналистки смахивал на бройлера средней упитанности. Сперва Вадим решил было, что это какой-то редкий подвид, но, присмотревшись к будто инеем побитым перьям и бледной кости клюва, понял – не этим объясняется странный окрас. Просто ворон был очень стар.

Варя, бормоча под нос «Проша, Проша», начала через заботливо подведенный желобок сыпать в кормушку древней птице какие-то сухие гранулы, набирая их лопаточкой из ярко-красной коробки с иностранными надписями.

«Это что, уже специальный корм для домашних воронов выдумали?!»

– Чем вы его потчуете? – осведомился он у девушки.

– «Китикэт». Прохор его очень уважает.

Услышав свое имя, птица забавно раскланялась, как будто благодарила за угощение.

– А вы не очень похожи на милиционера, – сообщила Варвара, закончив кормежку.

– А что, лицо умное? – не обиделся майор.

– И это тоже. Но главное – речь у вас слишком книжная. «Потчуете»! – И хитро улыбнулась. – Я ж все-таки филолог, да еще и журналист.

– Да я, между прочим, тоже интеллигент в третьем поколении, – отшутился Вадим. – Отец доцент, маман – старший преподаватель.

Чуть не впал в соблазн процитировать крылатую фразу Владимира Вольфовича об отце-юристе и матери-русской, но сдержался. Почувствовал, что не ко времени и не к месту будет поминать Жириновского.

– Я ведь в милицию случайно попал… Пришел как раз в девяносто втором из армии, а тут уже все наизнанку вывернуто. Как жить – не знаешь. Вот, пошел в милицию, хоть какой-то кусок хлеба обеспечен и знаешь, чем заняться. Вот так с тех пор и…

– А родители? Как они отреагировали?

– Ужаснулись жутко! Позвали к себе. Отец к тому времени был в Германии, мама – в Израиле. Вышла замуж за своего профессора…

– Ой, что я тут заболталась, чаю надо поставить…

И Варя ушла, оставив Вадима наедине с вороном.

Пока Варвара брякала чем-то на кухне, Савельев подошел к книжному шкафу.

Книги, как скажет любой психолог (и следователь) могут многое сказать об их владельце.

Глянцевых обложек почти не было заметно, и, что порадовало почему-то майора, совсем не было этих дурацких женских любовных романов про донов Педро и Анжелик.

Все больше классика. И старая, и новая. Шекспир, Куприн, Горький с Чеховым, Пелевин, Павич, Перес-Реверте…

Три издания «Слова о полку Игореве», сборники «Пазники литературы Древней Руси», сочинения академиков Лихачева и Рыбакова. Ну да, ведь девочка, помнится, специализировалась на начальном этапе русской словесности.

Литературы по магии и оккультизму, вопреки ожиданиям, Вадим почти не заметил.

Всякие справочники, трехтомная энциклопедия «Мифы народов мира», «Золотая ветвь» Фрезера, какие-то книжки в бумажных обложках – как печатали лет десять назад. И непонятно как затесавшийся среди наукообразных сочинений «Дракула» Брэма Стокера.

Сыщик вынул одну из книжек, оказавшуюся справочником по волшебным цветам и травам.

«Мак, – прочел Вадим. – Символ Великой Матери означающий, кроме самой Гекаты-Кибелы, деву, ночь, сон. Посвящен всем лунным ночным божествам. Символизирует плодовитость, забвение, праздность. Кроваво-красный олицетворяет страдания Христа. В греко-римской традиции – эмблема Деметры, Цереры, Персефоны, Венеры, Гипноса и Морфея».

Любопытно, что бы сказали на такое его знакомые потребители маковой соломки?