Читать книгу "Девичьи игрушки - Владимир Лещенко"

«Надо будет запомнить, а при случае и наведаться», – решил Иван, а пока спросил у кабатчика, как ему сподручнее добраться до Горней Покровской обители.

Marlbrough s'en va-t-en guerre,

Mironton, mironton, mirontaine…

Чем зря ноги трудить, взял сани.

Оказалось, что нанять в В-де извозчика гораздо труднее, чем в столице. Там куда ни выйди, свистнешь – и с добрый десяток бородатых мужичков на лошаденках к твоим услугам.

Это конечно же образно выражаясь. На самом деле господин копиист в Петербурге нечасто пользовался услугами извоза. Дело-то молодое, а расстояния, которые приходилось преодолевать, не так велики, чтобы не преодолеть их пешочком.

Иное дело здесь. Тут он важная столичная птица. (Хоть и поменьше воробья будет, да не всем о том знать надобно.) Необходимо соответствовать статусу. А то через пару дней, глядишь, и перестанет кабатчик справляться о здоровье, а горничная забудет вовремя прибрать номер, а…

Так что добрых полчаса потратил, чтоб отыскать свободные сани.

«Наверное, здешний люд столь прижимист да экономен, – сделал вывод Иван, – что полагает трату денег на поездки излишеством и ненужной роскошью».

В то же время он не мог не отметить обилия частных экипажей и редкое радушие горожан. Не одни и не двое саней останавливались возле него, и ездок участливо спрашивал, не подвезти ль куда господина хорошего. Но всякий раз оказывалось, что им не по пути.

Как только поэт называл место, куда ему желательно добраться, следовала какая-то единодушная реакция. Седок с плохо скрываемым испугом отшатывался и быстро бормотал, что ему совсем в другую сторону.

Когда наконец Барков высмотрел извозчика, то некоторое время не мог нанять его. И все по той же причине. Мужик не желал ехать к Покровской обители. Уперся, как бык, и точка. Далече, мол. Сани неисправные, могут и не выдержать.

А сам этак косится, косится на Ивана с подозрением. И по глазам видно, что врет.

Странная, однако, репутация у святых сестер.

Насилу сторговались за пятиалтынный.

Возница разом подобрел. Видать, деньги по местным понятиям были предостаточные. А что, ведь и сам Иван на пятнадцать копеек при желании мог бы день прожить. Без излишеств, понятное дело. Но на щи, калач, куриную ногу хватило бы, да еще и осталось на чай с баранками.

По пути попытался разговорить мужичка. Но тот предпочитал отмалчиваться. За разговоры деньги не плочены. Чего лишний раз по морозу языком молоть?

Но Ивана пробирало любопытство. Что-то делалось в В-де непонятное, необъяснимое, заставлявшее народ волноваться и беспокоиться.

– А правда ль, что в Горней обители пошесть какая-то объявилась? – докучал он вознице.

– Про то нам, барин, неведомо, – нелюбезно отбрыкивался в-жанин. – О том пущай у докторов да игуменьи с владыкой Варсонофием головы болят.

– А владыка, каков он?

– Свят муж! – категорично заявил извозчик и даже вожжи натянул, будто угрожая тотчас же ссадить любопытного, коли он не поверит сказанному.

Господин копиист понял, что многого он так не добьется, и решил не пугать мужика расспросами о змеях с крокодилами. Благо что и ехать, как оказалось, было недалеко. Таки врал возница.

Вскоре поэт был высажен у мостка, ведущего к вратам, над которыми возвышалась небольшая церквушка из красного кирпича. В обе стороны убегали такие же краснокирпичные стены высотою в две – две с половиной сажени.

Иван зачем-то прикинул, что в нескольких местах стена чуть ниже и не совсем гладкая, с выступами, так что при необходимости ее можно без труда преодолеть. А зачем так подумалось, он и сам не мог ответить.

Только он, подхватив Брюнетин сундучок, собрался перейти мост, как монастырские ворота распахнулись, и оттуда выехала богатая кибитка, запряженная четверкой лошадей цугом. В таких обычно ездят знатные и чиновные люди.

Молодой человек посторонился, чтоб не быть сбитым.

Сани стремительно пронеслись мимо, обдав его снегом. Но не настолько быстро, чтобы поэт не успел разглядеть, кто находился внутри кибитки. Добро, полог ее не был опущен. Значит, не стерегся седок, не боялся, что может быть узнанным.

Да и с чего бы ему опасаться? Ведь был в своем праве. В подведомственном ему заведении с архиерейским визитом.

Но почему Ивану тогда отказал в посещении монастыре если сам не устрашился таинственной хвори? Или нарочно выдумал ее, чтобы докучливый столичный визитер не прознал чего лишнего, чего не должно выносить за пределы его епархии. И отчего владыка Варсонофий был так хмур и невесел? Сидел в экипаже, склонив чело, подобно большой черной и зловещей птице.

Интересно, увидел ли и он своего вчерашнего гостя? Еще осерчает за то, что ослушался его прямого совета не ездить в женскую обитель. Как бы мер каких не принял. Возьмет да сгоряча и запретит выдавать Баркову старинные манускрипты. Чтоб впредь неповадно было. С чем тогда возвращаться в столицу? Как отчитаться за напрасно истраченные средства?

Ведь не сунешься же к грозному архиепископу с нелепыми оправданиями, что-де визит носил приватный и крайне безобидный характер. Еще придется рассказывать о Брюнете.

Ладно, понадеялся на русский авось Ваня. Бог не выдаст, владыка Варсонофий не съест.

И все же любопытно, что архиепископ побывал в месте, к которому столь настороженно относится местное население. Или это только померещилось Ивану после вчерашнего дурного сна?

Подойдя к вратам, он громко постучал в них кулаком. Некоторое время никто не отзывался, будто и впрямь всех мор взял. Но после еще двух попыток поэта достучаться сквозь толстые, обитые железом двери в них отворилось Малое окошечко, и оттуда на свет Божий глянули два небесно-голубых глаза.

– Чего угодно? – прошелестел приятный девичий голос.

Господин копиист замешкался. Ему отчего-то казалось, что на его зов откликнется какая-нибудь старая засушенная бабка-монахиня. А тут красотка юница…

– Э-э-э, мне бы девицу Хрюмину повидать… – проблеял он глупым козлом.

Брюнета перед расставаньем назвала ему только это имя, не сообщив прочего.

– Она вчера должна была прибыть в вашу обитель.

Инокиня не отвечала, лишь цепким взором рассматривала смущенную рожу Ивана.

– Я ее вещи принес, – сообщил парень.

– К нам нельзя, – наконец-то открыла рот сестрица. – У нас карантин.

И неожиданно хихикнула. С чего бы?

– Передайте, что ее попутчик Иван пришел. С вещами.

Окошко захлопнулось.

Потянулись долгие минуты ожидания.

Когда поэт решил, что уж слишком долгие и как бы уже не минуты, а даже час, он снова принялся осыпать врата градом ударов. Чувствуя при этом некоторую неловкость. Все-таки ломился в двери женского монастыря.