Читать книгу "Ветер богов - Богдан Сушинский"

И еще Ева была убеждена, что точно так же, как Провидение избрало Адольфа Гитлера для того, чтобы он мог вернуть Германии ее былое величие, заложив основы Третьего рейха, так и ее саму Провидение послало фюреру.

Вот почему она, простая смертная, обычная, ничем не выделяющаяся среди других женщин немка, ревнуя и страдая от неопределенности своего положения, обязана была тяжело, но многотерпимо нести свой крест избранницы вождя нации.

Любила ли она его? В последнее время Ева даже не задавалась подобным вопросом. Он казался ей кощунственным. Достаточно того, что фюрер избрал ее. Именно ее, а не кого бы то ни было из миллионов других германок. А разве она не знала, что некоторые из безумных патриоток прорывались сквозь кордоны полиции и солдат СС с криком: «Мой фюрер, я хочу иметь от вас сына! Который когда-нибудь сможет отдать за вас свою жизнь!» А эти истошные вопли девиц из «Союза германских девушек»: «Я — ваша, фюрер!..»

Но он избрал ее, Еву Браун, девчушку из ателье фотографа, по существу, уличную девку. Это он своей благосклонностью возвысил ее в глазах всего окружения до ранга личной хозяйки резиденции «Бергхоф».

Так имеет ли она право требовать от него любви? Перед Богом и людьми вполне достаточно того, что она была и остается его избранницей. Не «рейхсналожницей», как оскорбительно пытается называть ее кое-кто, а именно избранницей фюрера.

— Почему этот урод так напугал тебя? — неожиданно ласково спросил Адольф, нежно прикасаясь дрожащей рукой к светло-русым волосам Евы.

— Не знаю. Может, потому, что в его взгляде почудилось что-то очень отчаянное. Мне показалось, что этому полковнику уже ничего не мило в нашем мире, и теперь он готов на все. Меня всегда пугали люди, возненавидевшие этот мир и готовые на все. Таких нужно опасаться, как бешеных собак.

— И истреблять, как бешеных…

— Чего он добивался от тебя?

— Признателен за то, что дал согласие утвердить его на высокий штабной пост. Тысячи таких инвалидов сразу же увольняют из армии, и очень скоро из бравых офицеров они превращаются в обычных городских пьянчужек. Несмотря на то что многие из них мнят себя аристократами. Так что этому графу еще здорово повезло.

— Не подпускай его к себе, мой фюрер, — Ева прижалась щекой к груди Гитлера. — Люди неблагодарны. В последнее время я спокойна только тогда, когда мы с тобой в «Бергхофе». Когда мы вместе.

— Что бывает крайне редко, — согласился Гитлер.

В этот день фюрер неожиданно для всех перенес начало запланированного совещания на полчаса раньше. И к тому же — решил проводить его в другом помещении. Все были в замешательстве. Хотя это не первый случай, когда Гитлер, подчиняясь своей удивительной интуиции, вдруг менял время, место и маршрут, привыкнуть к такой его подозрительности все же было трудновато. Тем более, когда фюрер прибегал к подобным мерам предосторожности прямо здесь, в строго охраняемой резиденции, опасаясь самых близких, проверенных и преданных ему людей.

Но лишь благодаря тому, что он перенес время совещания, полковник граф Штауффенберг так и не успел в тот день вставить запал в принесенное им в портфеле взрывное устройство[19]. Таким, почти мистическим образом была сорвана его третья попытка совершить покушение на Гитлера прямо здесь, в «Бергхофе». Хотя уже трижды ему удавалось пронести сюда мину, а в Берлине его сообщники — будучи твердо уверенными в успехе операции — поднимали по якобы учебной тревоге верные им войска, предназначенные для захвата столицы.

— Ты умышленно перенес время встречи, пытаясь обмануть их? — спросила Ева после того, как им удалось остаться вдвоем.

— Знать бы, что мне это посчастливилось. Впрочем, я чувствую… Этот шаг подсказан мне. Он не должен оказаться излишней предосторожностью.

— Речь может идти об этом безруком и одноглазом? — почти шепотом молвила «рейхсналожница», оглядываясь на дверь. Они переговаривались, стоя у камина, в зале, в котором завсегдатаи ставки обычно собирались на «прикаминные проповеди», и понимали, что в любую минуту сюда может нагрянуть кто-либо из фельдмаршалов, а то и Борман — этот вездесущий и до предела бестактный партайфюрер. Но сейчас они не доверяли никому. Даже Борману.

— Иначе почему мы оба с такой настороженностью восприняли его появление? Возможно, это и есть перст Высших Посвященных.

— В любом случае теперь я буду думать о нем как о «черном человеке», который обычно является перед обреченными. Ты веришь в «черного человека»?

— Нет. Иначе не принадлежал бы вечности.

22

Насытившись его мужской силой и собственной страстью, Лилия томно изогнулась и, все еще восседая на своем мужчине, потянулась к его лицу — руками, губами, распаленной грудью. Она легла на его, как ложатся на амбразуру дзота, закрыла, поглотила его тело своим и, заключив в жадные объятия, замерла, словно ожидала нападения соперницы, словно решила погибнуть, но не отдать то, что принадлежит и должно принадлежать только ей одной. Погибнуть, но ни за что не отдать…

Выждав, пока она уснет, Скорцени осторожно перевернулся на бок и так же осторожно, почти не прикасаясь к Фройнштаг, уложил ее рядом с собой. Несколько минут он рассматривал полуоголенную женщину, оберегая ее сон и прислушиваясь к собственным чувствам.

Влюблен ли он был в эту женщину? На сей вопрос проще было бы ответить «нет». Для этого даже не нужно и прибегать к какому-то углубленному анализу своих чувств. Просто он не любил Лилию — и на этом, казалось бы, можно поставить точку. «Увы, далеко не все женщины, с которыми судьба сводит в походной постели, — размышлял он, — завлекают нас настолько, что мы готовы страдать из-за них. Существует еще и природа — с ее необузданным инстинктом продолжения рода; существует тоска по женскому телу. Одиночество, наконец, которое уже не способны развеять ни вино, ни надежная мужская компания, ни воспоминания о грехах молодости».

Тем не менее в случае с Фройнштаг все обстояло куда сложнее. Скорцени трудно было назвать эту женщину своей любимой — к чести, он никогда и не называл ее так ни про себя, ни, уж тем более, вслух, — но все же она по-своему нравилась ему. В этой женщине, в светской и физической близости с ней, таилось нечто такое, что привязывало, если не навсегда, то уж во всяком случае надолго.

Отто казалось, что эта в общем-то довольно привлекательная женщина должна иметь немало поклонников, и если их нет, то, очевидно, лишь потому, что многих из них Фройнштаг отталкивала своей мужской силой, напористостью, а возможно, и плотской неутомимостью.