Читать книгу "Блицкриг Берии. СССР наносит ответный удар - Анатолий Логинов"

Одновременно с тем самолеты, патрулировавшие прибрежную зону, словно стая испуганных птиц, устремились на восток. А на поверхность моря в районе, называемом немцами Хафен Ейн, то есть «Гавань один», всплыла подводная лодка. С нее в сторону гавани был подан световой сигнал. Стоящим на мостике лодки было видно, что на пристани началось движение. Конечно, лодка могла и причалить, но ее командир, ежеминутно ожидающий возвращения русских самолетов, счел это недопустимым риском. Крик наблюдателя, увидевшего одиночный русский самолет, и рокот мотора катера донеслись до капитана цур зее[21]Приста одновременно. Самолет, большой русский бомбардировщик, пролетел на значительной высоте, и от него отделилась одна единственная бомба, над которой раскрылся парашют. Капитан, несколько мгновений проследив за ее снижением, перевел бинокль на приближающийся катер… и в этот миг яркий свет, затмивший солнце, залил все вокруг.

Оглушенные ударной волной, потрясенные видом поднявшегося в районе завода и полигона гриба, немцы еще не собирались сдаваться. Нет, они уже понимали, что их оборона напрасна, но все они были эсэсовцами и имели свою корпоративную гордость. Поэтому на переданный русскими приказ сдаваться они ответили огнем. Не желая терять своих бойцов в напрасных атаках, командовавший сводной группой полковник Пономаренко снова вызвал авиацию. На этот раз вид и шум подлетающих реактивных «Илов» вызвал вполне понятную реакцию немцев. По всей длине обороны, даже там, где самолеты еще не были видны, начали появляться белые флаги. Правда, в некоторых местах они сопровождались взаимной перестрелкой у немцев, кое-где самых упорных все же пришлось добивать десантникам. Но большинство все же не выдержало и сдалось, не желая становиться жертвой дьявольского оружия русских.

Допросы пленных проводили прилетевшие одновременно с десантниками сотрудники особой группы МВД и ГРУ. Из полученных сведений стало ясно, что главного конструктора Вернера фон Брауна в Пенемюнде не было. Незадолго до покушения на Гитлера он был вызван в Берлин, и теперь никто не знал, где он находится. В Пенемюнде находились только конструктор ракет Вальтер Ридель, генерал Дорнбергер и еще несколько ученых и инженеров. Все они планировали эвакуироваться вместе с документацией в Англию. Войска же получили приказ держаться до прихода боевых кораблей, которые должны были вывезти их на остров Борнхольм.

Теперь вся разведывательная сеть ГРУ и МВД в Европе получила указание разыскивать фон Брауна. Советское руководство отнюдь не горело желанием дать вероятным противникам шанс на быстрое создание столь грозного оружия, как ракетное.

Радиоактивные осадки после взрыва бомбы ветром отнесло в сторону моря, и лишь незначительная часть их достигла острова Борнхольм. Десантный конвой Балтийского флота, после сброса бомбы перенацеленный на Борнхольм, не успел высадиться до выпадения осадков. Ни о чем не подозревавшие жители и немецкие солдаты в районах выпадения осадков получили дозы облучения, и после высадки советских войск на острове был развернут специальный госпиталь. Прибывшие вместе с моряками врачи и части химзащиты объехали весь остров и проводили дезактивацию в пораженных районах. Все претензии местных жителей записывались, представители советского командования обещали выплатить компенсации всем пострадавшим.

Интерлюдия

Советская Армия, обходя узлы сопротивления, обгоняя отступающие без боя пехотные части немцев, устремилась на Запад. Впереди наступающих войск мчались на легких БТР-40 разведчики, за ними сплошным потоком текли колонны танков и мотострелков, за ними под охраной БТР и танков пылили грузовики снабжения и дальше не торопясь двигались на автомобилях и изредка пешком стрелковые дивизии. Они создавали вокруг продолжавших сопротивляться немецких частей кольцо окружения, подтягивали артиллерию усиления, и «сталинские кувалды»[22]вместе со «сталинскими орга́нами»[23]показывали немцам, что такое современный бог войны.

Англичане, поскребя по сусекам, высадили в Бельгии три пехотные дивизии, бригаду морской пехоты, две танковые бригады и теперь поспешно устремились навстречу русским. Попытка высадки во Франции была отбита немцами и добровольцами из французов, еще не забывшими и не простившими коварному Альбиону операцию «Катапульта». Впрочем, англичанам и войскам «Свободной Франции» удалось закрепиться в Кале.

В Греции, где также высадились три английские дивизии, началась народная греческая забава – кто кого. Забыв об отступающих немцах, горячие греческие парни из Национального фронта освобождения начали резать таких же парней из прокоммунистического Фронта национального освобождения. Последние не преминули ответить той же монетой, но, поскольку первых поддерживали англичане, а вторых было больше, стало ясно, что заварушка затянется надолго. Немцам, надо признать, это помогло мало, так как в соседней Югославии их с нетерпением поджидали партизаны Тито и мигом перекрасившиеся в антифашистов усташи. В Румынию и Болгарию в это время уже входили части Второго Украинского фронта под командованием маршала Жукова, от которых немцы тоже не могли ждать ничего хорошего.

Маршал Петен тем временем думал горькую думу, стремясь выбрать наиболее правильный дуб, к которому ему следовало прислониться, как березе из русской народной песни. Впрочем, об этой песне он не знал, а решения принимал, изрядно подумав и, кажется, даже глотнув для храбрости национальный, пахнущий клопами напиток из провинции Коньяк.

В Норвегии же образовался слоеный пирог. Бравые егеря генерала Диттля, продолжая бессмысленное сопротивление, отступали под натиском стрелковых дивизий Северного фронта, а на юге уже высадились части королевской норвежской армии, усиленные английскими и польскими частями. Они начали очищать от сопротивлявшихся и сдававшихся в плен немцев территорию Норвегии, продвигаясь на север.

В Финляндии, горячо молясь на мудрого Маннергейма, сумевшего удержаться на грани вступления в войну, и простив русским захваченный ими район Петсамо, народ с нетерпением ждал русской официальной делегации. Часть деловых людей, уже дождавшись выгодных предложений, поспешно закупала через свои конторы в Канаде и Аргентине зерно и грузила его на пароходы. Увы, получить свои прибыли им не удалось – пришло известие о введенном на поставки зерна англо-американском эмбарго.

Франция. Виши. Район Кале

Маршал Петен внешне выглядел невозмутимо. И только бросаемые им время от времени взгляды в сторону раскрытой на столе газеты «Матен» и лежащих рядом с ней бумаг выдавали его внутреннее состояние. Все шло абсолютно наперекосяк, все его расчеты оказались неверны, и теперь оставалось только торговаться за приемлемые условия. Даже неудачи немцев на востоке и смерть Гитлера не так напугали маршала, как полученные сегодня известия. Все предыдущее вполне укладывалось в старую поговорку «На войне, как на войне» и не могло особо взволновать старого вояку, не дрогнувшего в период огромных потерь под Верденом в Первую мировую и твердой рукой взявшего власть после поражения армии, но сведения о применении русскими невиданного по мощности оружия сломали старого бойца. Он хорошо знал силу современного огня, однако одна бомба, уничтожившая целый район, не укладывалась в его представление. Это было нечто запредельное, нечто адское, и страна, владевшая таким оружием, могла делать в мире все, что хочет. Именно эта беспредельная сила, не имеющая преград, приближалась сейчас к границам его милой, его родной Франции. Что бы ни говорили и ни писали его противники, маршал был патриотом. Просто он считал, что Франция может сохраниться и процветать только под его руководством, двигаясь по намеченному им пути. И важнейшими принципами его политики была дружба с Германией и борьба с коммунизмом. Теперь эти принципы рухнули, теперь рухнуло дело всей его жизни, так как коммунисты попущением Божьим стали всемогущи. И он, человек, начинающий все документы, подобно французским королям, словами: «Мы, Филипп Петен, маршал Франции…», он, считавший себя равным Наполеону, сейчас с нетерпением ждет русского посла, чтобы узнать определенную для него кем-то в далекой варварской стране судьбу.