Читать книгу "Медовый месяц в улье - Дороти Ли Сэйерс"

В Лондоне любой мог сделать что угодно или стать кем угодно. Но в деревне – не важно какой – они все неизменно оставались самими собой: священник, органистка, трубочист, сын герцога и дочь врача, – перемещаясь по отведенным им клеткам, как шахматные фигуры. Она испытала непонятное возбуждение. Ей подумалось: “Я замужем за самой Англией”, – и она крепче сжала его руку.

Безмятежная Англия, не подозревая о своем символическом значении, ответила пожатием локтя.

– Прекрасно! – от всего сердца сказал лорд Питер. – Фортепианное соло, мисс Твиттертон – это ни в коем случае нельзя пропустить. Преподобный Саймон Гудакр с песней “Гибрий Критянин”[94]– крепкая, мужская вещь, падре. Народные и матросские песни в исполнении хора.

(Он решил, что жена своими ласками показывает, что ей тоже нравится программа концерта. И в самом деле их мысли были не так далеки, поскольку он думал: ничего не меняется! “Гибрий Критянин”! В моем детстве ее пел второй священник – “Своим мечом пашу, и жну, и сею” – кроткое создание, которое мухи не обидит… Выпускник Мертона, кажется, или Корпуса?..[95]С баритоном, совершенно неожиданным при его тщедушном сложении. Он еще влюбился в нашу гувернантку…)

“Шенандоа”, “Рио-Гранде”, “В дальней Демераре”. Питер оглядел зачехленную комнату:

– Вот так мы себя и чувствуем. Это песня для нас, Гарриет.

Он запел:

– Вот мы сидим, как птицы в зарослях. Коллективное помешательство, подумала Гарриет, вступая:

– Птицы в зарослях.

Мистер Паффет не утерпел и присоединил свой рев:

– ПТИЦЫ в зарослях.

Викарий тоже не остался в стороне:

– Вот мы сидим, как птицы в зарослях, в дальней Демераре!

Даже мисс Твиттертон присоединила свое чириканье к последней строке.

А тот старик, он взял и помер, пам-пам-ля,

Взял и помер-помер,

Взял и помер-помер,

Тот старик, он взял и помер-пам-пам

В дальней Демераре!

(Это было как в том непонятно чьем стишке: “Вдруг все запели”.)

И вот мы сидим, как птицы в зарослях,

Птицы в зарослях,

Птицы в зарослях,

И вот мы сидим, как птицы в зарослях,

В дальней Демераре!

– Браво! – сказал Питер.

– Да, – проговорил мистер Гудакр, – мы исполнили это с большим воодушевлением.

– Ах! – вздохнул мистер Паффет. – Ничто так от бед не отвлекает, как хорошая песня. Правда, м’лорд?

– Правда! – сказал Питер. – Заботы, прочь![96]Eructavit cor meum[97].

– Что вы, что вы, – возразил викарий, – рано еще говорить о бедах, мои дорогие молодожены.

– Когда человек женится, – изрек мистер Паффет, – тут-то его беды и начинаются. Например, дети. Или окаменелая сажа.

– Окаменелая сажа? – спросил викарий, как будто он впервые задумался, а что делает мистер Паффет в этом домашнем хоре. – Ах да, Том, у тебя, похоже, небольшая беда с дымоходом мистера Ноукса, то есть лорда Питера. В чем с ним дело?

– Там, кажется, что-то ужасное, – сказал хозяин дома.

– Ничего подобного, – с укором возразил мистер Паффет. – Просто сажа. Закаменелая сажа. От небрежения.

– Я уверена, – проблеяла мисс Твиттертон, – что…

– Не виню никого из присутствующих, – перебил ее мистер Паффет. – Я сочувствую мисс Твиттертон и сочувствую его светлости. Так закаменела, что штоком не проткнешь.

– Беда, беда! – воскликнул викарий. Он собрался с духом, чтобы, как подобает его сану, вступить в борьбу с бедами своего прихода. – У одного моего друга была большая беда с окаменелой сажей. Но я смог помочь ему старинным способом. Я вот подумал. подумал. не здесь ли миссис Раддл? Бесценная миссис Раддл?

Гарриет, не найдя в вежливо бесстрастном лице Питера никакого намека, пошла звать миссис Раддл, которую викарий сразу же взял в оборот.

– О, доброе утро, Марта. Я вот подумал, нельзя ли нам позаимствовать старый дробовик твоего сына? Тот, которым он птиц пугает?

– Я могла бы зайти и спросить, сэр, – неуверенно сказала миссис Раддл.

– Пусть вместо вас пойдет Крачли, – предложил Питер. С этими словами он резко отвернулся и стал набивать трубку.

Гарриет, изучая его лицо, с опасением заметила, что его переполняют злорадные предчувствия. Какой бы катаклизм ни надвигался, он и пальцем не шевельнет, чтобы его остановить; он позволит небу упасть на землю, а сам закружится в старинном хороводе[98]на развалинах.

– Ну что ж, – уступила миссис Раддл, – Фрэнк-то, конечно, на подъем полегше меня будет.

– Заряженный, разумеется, – крикнул викарий ей вслед, когда она исчезла за дверью, и принялся объяснять окружающим: – Ничто не сравнится в расчистке окаменелой сажи с таким вот старым утиным дробовиком, когда из него стреляют вверх по трубе. Этот мой друг…

– Такие вещи не по мне, сэр, – сказал мистер Паффет, всей массой своего тела выражая праведное негодование и упрямую независимость в суждениях. – Главное – это сила, приложенная к штоку.

– Поверь мне, Том, – сказал мистер Гудакр, – дробовик мгновенно прочистил трубу моего друга. А это был весьма тяжелый случай.

– Я не спорю, сэр, – ответил мистер Паффет, – но такими лекарствами я не промышляю. – Он мрачно побрел к куче своих свитеров и взял верхний. – Если штоки не помогли, то нужны лестницы, а не взрывчатка.

– Но вы уверены, мистер Гудакр, – взволнованно воскликнула мисс Твиттертон, – что это вполне безопасно? Я всегда очень нервничаю, когда в доме есть ружья. Все эти несчастные случаи.

Викарий успокоил ее. Гарриет, видя, что хозяева дома избавлены от какой-либо ответственности за свои дымоходы, тем не менее решила, что нужно умиротворить трубочиста.

– Не покидайте нас, мистер Паффет, – взмолилась она. – Нельзя отказать мистеру Гудакру. Но если что-то случится.