Читать книгу "Я сбил целый авиаполк. Мемуары финского аса - Эйно Антеро Луукканен"

Сохранение летной полосы в работоспособном состоянии становилось сложной проблемой и требовало изобретательности и больших усилий. Наши тяжелые катки утрамбовывали снег, но когда температура повышалась до нуля, полоса тут же раскисала и становилась очень опасной. Отсутствие лыж приводило к тому, что узкие шины «Брюстера» на взлете или посадке могли проломить утрамбованный снег, и тогда истребитель перевернулся бы.

Канадский роторный плуг и самые большие плуги нашего строительного батальона также не могли решить проблему, поэтому я в полном отчаянии связался со штабом 6-й армии, чтобы узнать, не смогут ли они хоть как-то нам помочь. Генерал-лейтенант Блик посетил аэродром, чтобы лично ознакомиться с нашими проблемами, и вскоре прибыли 300 пленных русских с лопатами. Я еще никогда не видел столь жалких созданий. Это были голодные, сутулые оборванцы, откровенно слабосильные, но их совместные усилия дали желаемый результат. Сани, запряженные трактором, отвозили снег на край аэродрома, и вскоре мы получили идеальную полосу.

Мы постоянно улучшали нашу базу, и к концу февраля укрытия для обслуживания самолетов были завершены. Одновременно мы переехали в теплые, хорошо построенные землянки, покончив с кочевой жизнью в палатках, которые мы возненавидели. Землянка, используемая в качестве командного пункта, получила громкое название «Бунгало», хотя никто не понимал, почему именно. Ее окна, которые находились буквально на уровне земли, давали великолепный вид на озеро Линтуярви, находившееся всего в нескольких метрах от нее. Из Нурмойла наши машины регулярно ездили в Петрозаводск, где мы получали бензин, и частенько в Олонец, где мы получали пайки. К сожалению, мы жили на чужой территории, поэтому все продукты были трофеями, захваченными у русских, а также плодами охоты и рыбалки.

Вероятно, русские знали, что мы довольно удобно устроились в Нурмойла, так как они начали уделять базе все больше внимания. Налеты бомбардировщиков и истребителей стали ежедневными. Однажды нас атаковали за день целых три раза, но хотя русские сбросили множество бомб, лишь немногие попали на сам аэродром. Кроме бомб, русские самолеты несли пачки листовок, которые разбрасывали над базой, аккуратно пополняя наши запасы туалетной бумаги. Похоже, русские думали, что в Нурмойла находятся самолеты люфтваффе, так как листовки были отпечатаны на немецком языке. Вот такой была работа русской разведки, и до такой степени они не знали наши самолеты. Во время этих попыток обеспечить нас скучным чтивом зенитчики сумели сбить второй русский бомбардировщик.

Каждый налет русских оказывался для нас совершенно неожиданным. Нурмойла находился всего в 40 километрах позади линии фронта, всего 5 минут летного времени. Если мы и получали сообщение о появлении русских бомбардировщиков, до налета проходила в лучшем случае пара минут. Но когда истребители обстреливали аэродром с бреющего полета, об их появлении извещал треск пулеметных очередей.

К нашему изумлению, первые признаки приближающейся весны появились уже в феврале. Снег таял с потрясающей быстротой и терял свою искристую свежесть, превращаясь в грязно-серый. Он выглядел так, словно его припудрили сажей. Сугробы и заносы исчезали буквально на глазах, повсюду журчали ручьи, которые сливались в настоящие потоки в канавах. Однако каждую ночь вода все-таки подмерзала. Воздух был по-настоящему бодрящим, и было истинным наслаждением дышать полной грудью, не опасаясь обморожений. Каждый вечер дул приятный ветерок, и мы доставали лыжи, торопясь насладиться возможностью покататься по последнему снегу, которого, увы, оставалось слишком мало. Иногда мы отправлялись в армейские казармы, чтобы посмотреть кинофильмы, которые очень нравились местным жителям.

В это время было много разговоров о советских шпионах и диверсантах, слоняющихся поблизости. В Олонце наверняка имелся секретный русский передатчик, хотя все попытки финской контрразведки поймать этих шпионов оказались бесполезны. Когда мы взлетали из Нурмойла на перехват, соединения вражеских бомбардировщиков поворачивали назад, но когда мы возвращались на базу, израсходовав топливо, они появлялись снова. Поэтому было совершенно ясно, что русские получали свежую информацию обо всех наших действиях, что давало им заметное преимущество.

Мне случайно удалось услышать, что пилот ЛаГГ-3, которого я сбил несколько месяцев назад, находился неподалеку, в лагере для пленных Мярия. Мне никогда не доводилось встречаться лицом к лицу со своими противниками, поэтому я попросил доставить его на аэродром, что наверняка стало развлечением и для русского в его унылом лагерном бытии. Пилот оказался молодым лейтенантом-украинцем, имевшим не более 100 часов налета. Оказалось, что он совершал свой второй боевой вылет, когда попался мне на прицел. Я ничем не мог ему помочь, но, насколько я знал, финны относились к русским пленным гораздо лучше, чем русские к финским. Сначала наш гость мрачно молчал, глядя на нас исподлобья. Но после хорошего обеда, пары стаканов водки и сигареты он стал гораздо приветливей. Он рассказал нам о своей учебе в России и, что нас сильно удивило, об очень ограниченной летной практике. Перед тем как вернулся в лагерь, лейтенант Петр Ф. произнес речь, в которой благодарил нас за гостеприимство и даже пожелал нам успеха в бою!

В течение марта и апреля дни стали длиннее, и теперь, кроме разведки, патрулирования и перехватов, нам часто приходилось сопровождать какие-то самолеты. Иногда мы конвоировали санитарный Юнкерс W.34 из Воробьева, иногда прикрывали корректировщик Фоккер С.Х, помогавший нашим батареям в районе Баташевская – Эноярви. Несколько раз мы сопровождали высотный фоторазведчик «Бленхейм», который добирался до южных берегов Ладоги и даже до Тихвина. Обычно он летел на высоте около 6000 метров, вынуждая нас постоянно пользоваться кислородными масками.

Накануне 1 мая меня с адъютантом пригласили в офицерский клуб в Олонце, где был устроен праздник. Однако мы успели вернуться в Нурмойла до наступления темноты и после ужина уселись вокруг наших землянок, чтобы насладиться тишиной и свежим, прохладным воздухом при свете поднимающейся луны. Мы еще не успели докурить первую сигарету, как наш отдых был прерван жужжанием авиамоторов, приближающимся с юга. Нам не требовалось слышать свист падающих бомб, чтобы понять, что русские воспользовались случаем провести еще один беспокоящий ночной налет. Они приносили мало вреда и были больше рассчитаны на психологический эффект, действуя на нервы, а не на самолеты.

Теперь авиамотор ревел прямо над головами у нас, потом он внезапно стих, и мы услышали свист ветра в проволочных растяжках, и в лунном свете мы увидели силуэт полого пикирующего старого биплана Р-5. Затем мы услышали свист множества мелких бомб, с земли в нескольких местах вверх ударили светящиеся трассы, наша ПВО наконец проснулась. Нам показалось, что они сомкнулись вокруг Р-5, но русский самолет спокойно прошел сквозь завесу, над дальним концом аэродрома пилот снова включил мотор, и русский исчез в темноте.

Последовали 15 спокойных минут, а затем все повторилось. Всего за эту ночь Р-5 совершили 7 налетов на аэродром с интервалами от 15 до 20 минут, и нам пришлось тушить множество мелких пожаров, вспыхнувших в лесу вокруг базы. Злые и уставшие, мы заползли в наши спальные мешки. Рано утром связисты отправились чинить телефонную линию, которая была порвана в 15 местах. И тут мы обнаружили, что русские использовали специальные бомбы. Они имели размер теннисного мячика и взрывались, как только на них падал солнечный свет. В результате нам пришлось еще раз тщательно проверять все вокруг.