Читать книгу "Красный монарх: Сталин и война - Саймон Себаг-Монтефиоре"

Трагедия, которая вскоре произошла под Киевом, показала всю прозорливость Жукова. Немецкие танковые клещи сомкнулись вокруг Юго-Западной оси. Буденный и Хрущев, командовавшие фронтом, умоляли Верховного разрешить им отступить. Чекисты сообщили Сталину, что Хрущев собирается сдать Киев. Он позвонил украинскому руководителю и обрушился на него с угрозами. Никита Сергеевич отправился к Буденному. Увидев, что усатый маршал пьет коньяк с начальником оперативного отдела фронта Баграмяном, он ласково сказал, что его следовало бы расстрелять.

Кульминация наступила 11 сентября. Буденный был храбрее и умнее большинства своих коллег-кавалеристов. Понимая, что драгоценное время уходит, и прекрасно зная, что его могут не только снять с должности, но и арестовать, маршал позвонил Сталину и откровенно сказал, что задержка с отступлением приведет к огромным потерям в людской силе и технике. Верховный молча выслушал старого товарища, а на следующий день снял с должности командующего.

Назначая Тимошенко командующим Юго-Западным фронтом, Сталин сделал ему странный подарок – подарил две трубки, украшенные оленем. Очевидно, сувенир имел глубокий смысл и должен был символизировать перевод Тимошенко с севера на юг.

– Принимай командование, – сказал Буденный Тимошенко, когда тот приехал на фронт. – Но давай сначала вместе позвоним Сталину и еще раз скажем ему, что из Киева нужно уходить. Мы с тобой настоящие маршалы, и нам должны поверить.

– Я не хочу по собственной воле вкладывать свою голову в петлю, – ответил Тимошенко.

Через два дня после этого разговора войска Клейста и танковые группы под командованием Гудериана соединились в 160 километрах к востоку от Киева. В гигантском котле очутились пять советских армий. Это был закономерный итог сталинского упрямства. В плен попали 452 720 человек.

18 сентября немцы взяли Киев.

Сталин сохранял полное спокойствие.

«Как можно быстрее заткните дыру!» – приказал он Шапошникову.

Сталин и Берия применяли политику кнута и пряника. Они усилили репрессии, но расстреливали не всех. Счастливчиков отпускали, чтобы они шли на фронт и продолжали воевать.

– Нигде нет людей, на которых можно полностью положиться, – пробормотал Сталин во время одного из совещаний по вопросам авиации.

– Товарищ Сталин, вот уже больше месяца, как заместитель наркома авиации Баландин находится под арестом, – сказал ему авиаконструктор Яковлев. – Мы не знаем, за что он был арестован, но мы не можем поверить в то, что он враг. Он нужен советской авиации. Мы просим вас пересмотреть его дело.

– Да, он сидит в тюрьме уже сорок дней, но ни в чем не признался. Может, он действительно не виноват, – согласился Сталин.

На следующий день Баландин с впавшими щеками и наголо обритой головой вышел на работу, как будто ничего не произошло.

Лаврентий Берия и Анастас Микоян потребовали освободить Ванникова, арестованного накануне войны за спор с Куликом. Его привезли из камеры прямо в Кремль. Сталин извинился, сказал, что Ванников был прав, и назначил его на высокую должность.

Счастливчики, чудом избежавшие смерти, всегда испытывали неловкость, когда встречались со своими мучителями. Широколицего белокурого генерала Мерецкова, арестованного в первые недели войны, Меркулов ужасно пытал в подвалах Лубянки. По иронии судьбы, до ареста они были друзьями. Позже один из следователей, который вел дело Мерецкова, рассказал: «Высокопоставленные чекисты долго и зверски пытали Мерецкова. Его били резиновыми шлангами, пока он весь не истекал кровью».

Потом генерала помыли и привели к Меркулову. Мерецков сказал своему палачу, что они больше не могут оставаться друзьями. Такие разговоры в те удивительные времена происходили редко. Гораздо чаще освобожденные на всякий случай делали вид, что ничего не случилось.

Меркулов улыбнулся и пожал плечами. Через считаные минуты Кирилл Мерецков в генеральском мундире уже входил в кабинет Сталина для получения нового задания.

– Здравствуйте, товарищ Мерецков! – тепло поздоровался Верховный. – Как вы себя чувствуете?

НКВД по мере отступления Красной армии отпускал далеко не всех заключенных. Мария и Алеша Сванидзе, «немецкие шпионы», которые когда-то были так близки к Сталину, сидели в тюрьме с декабря 1937 года. Генсек не забыл про Алешу. Как-то он сказал Микояну, что Сванидзе приговорен к смертной казни. «Я велел Меркулову сказать ему перед расстрелом, что если он попросит у Центрального комитета прощения, то будет прощен», – поведал вождь. Но Сванидзе гордо ответил, что ему не за что просить прощение, и плюнул в лицо чекисту.

– Вот какой мой ответ Сталину! – выкрикнул он.

20 августа 1941 года Сванидзе был расстрелян. Через несколько дней Сталин спросил Микояна:

– Хочешь узнать, как дела у Алеши?

– Конечно! – Анастас Микоян очень любил Сванидзе и надеялся, что его отпустят. – Как?

Сталин как бы между прочим сообщил, что Алеша расстрелян.

– Он так и не извинился, – задумчиво произнес Иосиф Виссарионович. – Какое благородство! Какая гордость!

Мария Сванидзе, которая так преклонялась перед Сталиным, была расстреляна в следующем году вместе с Алешиной сестрой, Марико.

Злой как собака. Жданов и осада Ленинграда

Пока Сталин и Молотов наводили порядок во всей стране, Андрей Жданов, словно генсек в миниатюре, правил в осажденном Ленинграде. К 21 августа 1941 года немецкое наступление в северо-восточном направлении почти полностью отрезало город Ленина от остальной России. Шестидесятидевятилетний Ворошилов приехал из Москвы руководить обороной города вместе со Ждановым. Оба хотели показать свои способности. Жданов и Ворошилов изо всех сил старались сохранить доверие Сталина.

День за днем немцы все туже затягивали удавку на шее города. Своим невероятным чутьем Сталин уловил пораженческие настроения и обрушил на соратников потоки упреков и угроз. Он обвинял их в неспособности понять опасность. «Ставка не может согласиться с пораженческими настроениями, отсутствием сильнодействующих мер и разговорами о том, что все возможное было уже сделано и больше сделать ничего нельзя…» – писал вождь в грозных телеграммах.

Затем до Верховного дошли слухи о том, что Клим Ворошилов, наверное вспомнив славные царицынские дни, решил поднимать боевой дух в войсках при помощи выборов офицеров. «Немедленно прекратите выборы, потому что они парализуют армию! – приказали Ворошилову Сталин, Молотов и Микоян. – Солдаты выберут неспособных командиров, а нам нужны сильные руководители. Выборы офицеров расползутся по всей Красной армии, как страшная болезнь. Здесь вам не Вологда, вы действуете во втором городе страны». – В конце телеграммы еще один упрек: «Просим товарищей Ворошилова и Жданова проинформировать нас об операциях на фронте. Они этого до сих пор не сделали. Жаль».

Жданов контролировал все сферы жизни Ленинграда. Ему принадлежат знаменитые слова: «Враг у наших ворот». Этот полный астматик, постоянно усталый и вечно прикуривающий папиросы «Беломор» одну от другой, в подпоясанном ремнем с пистолетом в кобуре френче зеленоватого цвета, руководил фронтом из кабинета на третьем этаже правого крыла Смольного института. Со стен строго смотрели Сталин, Маркс и Энгельс. Длинный стол был обтянут красным сукном. На столе лежал красивый камень с Урала, подарок одной из ленинградских фабрик. Чай ленинградский руководитель пил так же, как его старший товарищ в Москве, из стакана с серебряным подстаканником. Сахар он ел вприкуску и, как Сталин, спал на диване в кабинете.