Читать книгу "Герой - Александр Мазин"

Пацинак перестает улыбаться.

— Что тебе нужно, жрец? — спрашивает он, — Зачем ты приехал?

Он уже задавал этот вопрос. Второй вопрос, который он задавал Филофею. Первым было:

«Ты привез мне золото?»

«Нет», — ответил Филофей.

«Тогда зачем ты приехал?»

«Я привез тебе то, что стоит золота, — ответил тогда Филофей. — Я привез тебе весть».

— Зачем ты приехал?

— Ты великий воин, большой хан, — проедр выбирал слова тщательно. Так подбирают жемчуг для дорогого ожерелья. — Воины твои несравненны в битве. Кому еще я мог принести весть о том, что великий город готов пасть к ногам большого... К ногам коня большого хана, — быстро поправился священник, вовремя вспомнив о том, что пацинаки не воюют пеше. Я принес тебе весть. А ты сам решай, как тебе поступить.

— А чего хочешь ты, жрец? — с подозрением спросил пацинак. — Имей в виду: золота для тебя у меня нет.

— Мне не нужно золото, — спокойно, даже надменно отказался Филофей. — Но просьба есть. Когда ты возьмешь большой город, позволь мне возвести в нем алтарь моему Богу.

— Будет так, — не раздумывая, ответил дикарь. И снова осклабился. Пацинаки не любят городов. И после их набегов городов не остается — только пепелища.

Дикарь потянулся к чаше, бережно налил из бурдюка белую жидкость. Сам. Своими руками. И протянул священнику:

— Пей.

И Филофей выпил. И причмокнул с показным удовольствием: мол, замечательный кумыс.

Филофей ненавидел эту кислую дрянь с запахом конского пота. Но не выпить — значит провалить миссию. И умереть. Проедр евхаитский Филофей не боялся смерти. Он терпел не из страха, он терпел — ради Церкви, Господа и василевса Никифора Фоки.

Глава первая

Мирная булгарская весна девятьсот шестьдесят девятого года

Весна 969 года была относительно мирной. Весна часто бывает мирной, потому что весной — время сеять, а не собирать урожай. Захватчику брать нечего. Этой весной — особенно. Голодно на землях Булгарии. Далеко не везде успели убрать урожай. Где сгорел, где потравили, а где — некому было. Кесарь Борис повелел открыть амбары. Кто хотел — мог взять семенное зерно, а осенью вернуть вдвое. Многие брали. Не только крестьяне. Приказчики Мышаты нагрузили булгарским зерном пятьдесят кораблей и, как только открылись водные пути, повели флотилию к Боспору. В Булгарии голодно, а в Византии — голод. Там брат кесаря Никифора куропалат[7]Лев Фока скупал привозной хлеб по очень хорошей цене. И втридорога продавал жителям империи. Зерно дорожало. Зато цены на шелк упали вчетверо. По уложению, подписанному когда-то покойным князем Игорем, киевские купцы не имели права свободно торговать на рынках Константинополя, а обязаны были продавать и покупать по ценам, установленным дворцовыми чиновниками. Но к Мышате это не относилось. Он еще шесть лет назад купил себе имперское гражданство и право торговать всеми товарами без ограничений. Это оказалось не так сложно, если знать, кому и сколько следовало заплатить. Мышата знал.

Духарев не был гражданином империи и вообще не занимался торговлей. Тем не менее семь кораблей из пятидесяти принадлежали ему. И еще ему полагалась десятина за то, что до Константинополя флотилию сопровождали его лодьи. Конечно, от ромейских триер с огненным боем русские лодьи купцов защитить не смогли бы, но ромейские военные корабли не стали бы атаковать флотилию ромейского же купца. А чтобы защититься от пиратов, четыре боевые лодьи — более чем достаточно.

В начале апреля Людомила уехала домой, в Межич. Сергей отправил с ней четыре десятка гридней — сопровождать. Кроме того, Пчёлко набрал еще дюжины три мужей, землепашцев по рождению и солдат по профессии, пообещав дать каждому землю в аренду и зерно для сева. Еще с ними поехали две ватажки каменщиков: Духарев дал Пчёлке денег на восстановление межицкого замка, разрушенного когда-то «отныне и навечно» по приказу кесаря Петра. Нынешний царь Борис не глядя подмахнул отмену этого «навечно». Он был очень покладистым царем. Неудивительно, ведь в его собственном дворце русских гридней было втрое больше, чем булгарских стражников.

Зато под Доростолом булгарских воев было немало. Святослав решил сформировать из местных жителей отдельный булгарский полк. Сотниками и тысячниками в нем должны были стать местные боляре, а верховное командование над «аборигенами» великий князь отдал Духареву.

— Ты с ними дружишь — вот и командуй, — сказал великий князь. — Не Бориса же над ними ставить.

Тут Святослав был прав. Царь Булгарский активно переписывался с Константинополем (в наивной уверенности, что русы об этом не знают), и вообще был больше политиком, чем воином. В любом случае Борис ненадежен. Особенно в войне против ромеев. А война будет наверняка. Повод налицо: василевс Никифор так и не выплатил Святославу обещанные деньги. Значит, этим летом союзное войско русов, угров, печенегов и булгар переберется через гемейские перевалы, и горе тем, кто окажется у него на пути.

Делать из булгар союзников не на словах, а на деле — задача важная и непростая. Набранные добровольцы в большинстве — рядовые необученные. Их командиры-боляре военное дело знают, но многие политически неблагонадежны. Те, кто когда-то ходил на ромеев под знаменами хакана Симеона, ныне либо состарились, либо мертвы. А многим из нынешних ромеи симпатичнее русов. Хотя бы потому, что ромеи далеко, а русы — близко.

К счастью, у Духарева была собственная дружина, и он имел возможность к каждому сомнительному командиру приставить доверенного гридня, который заодно и булгарских воев мог поднатаскать. К концу мая у Духарева под началом было шесть полных тысяч среднеобученной пехоты и две тысячи конных, которых Сергей не рискнул бы выпустить даже против малой печенежской орды, не говоря уже о ромейских катафрактах. Впрочем, до начала военной кампании еще оставалось время. Так полагали все, включая и самого великого князя. Но империя уже сделала свой ход. Точный, коварный и очень эффективный.

Глава вторая

Хан Кайдунат

Шесть тысяч всадников привел с собой вождь народа Хоревой, большой печенежский хан Кайдумат. Не налетел внезапным вихрем — степенно подошел. Впрочем, внезапно и не получилось бы. За день дозоры дымами сообщили: идет большая орда. Так что и сельчане успели попрятаться, и посадские — уйти за городские стены.

В облаке пыли и грохоте кибиток накатила орда. Замельтешили в покинутых посадах всадники. Словно огромные поганки, вспухли на днепровском берегу печенежские шатры. Обосновались. И лишь после этого появился у ворот темнолицый печенежский посол, малый хан, племянник Кайдумата. Пожелал говорить с великой княгиней.