Читать книгу "Белорусский набат - Александр Афанасьев"

В ответ неслось:

– Рожу наел – щеки из-за спины видны! Шо ты в Мариуполе робыл, гад?!! Брехло! Зрадник! П…р!

Последнее утверждение было явно несправедливым – среди командиров добровольческих батальонов «заднеприводных» было более чем достаточно, но он к ним не относился. Просто честно делал свое дело – посланный от Банковой на переговоры, пытался понять, что тут, ко всем чертям, происходит и с чего все началось.

Захватили сцену, с которой завтра президент собирался принимать военный парад. С нее пели гимн Украины и непотребное…

Собирались и волонтеры. Энергичная дама руководила группой молодых людей, которые останавливали машины и убеждали водителей поделиться с революционными массами бензином из бака. Такса – полтора литра с машины, потому что столько вмещала одна стандартная бутылка. Бензин стоил дорого, водители кривились, но вступать в конфликт с очередной – внеочередной революцией не хотели…

Пахло ночью, немного сыростью, неопределенностью и свободой…

В толпе майданящих узнавали друг друга, братались – или просто стояли, осматривались по сторонам, гуляли. Были и такие, кто снимал на сотовые, – они ходили поодиночке, редко с кем-то пересекались и, скорее всего, были титушками. Только титушками[18]уже от новой власти. Да кто сейчас разберет…

Пока что Киев был спокоен, и в ресторанах подавали обычное меню.

Ночью группы оппозиционеров попытались просочиться к Банковской, но были оттеснены. Количество майданящих составляло около пяти тысяч человек.

На следующий день власть – сама пришедшая к власти после Майдана – стала переговариваться с представителями нового Майдана, пытаясь понять, что происходит. Требования были сумбурные, но насквозь политизированные. Главное – перевыборы: и Рады, и президента. В условиях, когда выборы прошли только два года назад и депутаты не успели еще отбить потраченные на кампанию деньги, – это было кощунством. Тайное обещание отпустить задержанных и помочь решить материальные проблемы… в разумных, конечно, пределах – успеха не имело.

Днем президент выступил по телевидению и призвал освободить площадь. В выступлении он так же пообещал люстрацию МВД и конкретно разобраться с тем случаем, из-за которого люди вышли на Майдан. Он призвал не позорить День независимости и… что-то еще такое. Выступление это транслировалось на Майдан на большом рекламном экране, но не вызвало ничего, кроме возмущения. Со сцены, с которой президент должен был принимать парад, выступали люди, говорили о бедственном положении ветеранов АТО, о злоупотреблениях, о разворовывании средств. Все это встречалось криками «Ганьба!».

К середине дня стало понятно, что на Майдане снова появились правосеки: их можно было опознать по нарукавным повязкам с эмблемами клубов. В отличие от организаций украинских националистов, Правый сектор после окончательной победы на Украине агрессивного украинства подвергался преследованиям, в частности – на него полностью повесили трагедию в Одессе, представив ее как спонтанную выходку радикальных хулиганов. Европейский союз благосклонно принял это объяснение и имитацию суда над некоторыми поджигами.

Но правосеки, ушедшие в подполье, никуда не делись, и более того – неизвестно откуда получали помощь. Поговаривали о том, что харьковские нацисты, правосеки, некоторые ветеранские братства – звенья одной цепи и на ее конце – ФСБ.

Власти были вынуждены усилить «Сокол» частями Нацгвардии, собранными для парада, и спецбатальоном МВД…

Несмотря на отсутствие прямых столкновений – начали строить баррикады.

Ближе к вечеру объявили, что по российскому телевидению выступил президент России с угрозами. Сообщение встретили криками и свистом, потребовали показать.

Не показали.

Невысокий пожилой человек, одетый в поношенный натовский флектарн, мало чем отличающийся от майданной публики, был там с первого дня. Иногда его можно было видеть разговаривающим с тем или иным сотником, но в основном он перемещался по Майдану и смотрел. Он ни с кем не вступал в конфликты, его можно было видеть то тут, то там – и на него никто не обращал внимания. Тем более что красной куртки на нем не было и таблетками он не торговал.

Предъявив на входе в Украинский дом значок, он прошел внутрь. Внутри еще сохранялось некое подобие порядка, но прямо в холле какие-то парубки шустро складировали одну на другую упаковки с водой, а кто-то в форме и с красно-черной повязкой на рукаве выяснял по телефону, почему не подвезли арматуру…

Человек поднялся по лестнице, на которой уже развешивали плакаты, оставшиеся от выборов. На крайнем этаже на стуле сидел человек, в маске и в таком же флектарне, на коленях у него совершенно открыто лежал автомат.

– К кому?

– К Дiду.

– Кто?

– Микаил…

Охранник – поднес к губам рацию.

– Микаил, к Дiду…

Выслушал ответ, убрал ногу.

– Проходите.

Внутри, за бронированными дверями, обстановка была несколько другой: шума и суеты было меньше, организованности – куда больше. Выстроившись у стены, стояла чета, у проверяющего ее командира на плече висел автомат «АКС-74У» со смотанными изолентой магазинами. Вся чета была одета одинаково, в один и тот же камуфляж, что было признаком подразделения регулярной армии, еще одним признаком были имевшиеся у всех армейские каски, российские, кстати. Еще дальше, прилепив на стену источник света, двое парубков в черной униформе и с небольшими «ассалт паками» за спиной колдовали над винтовкой «Zbroyar Z10» с глушителем. Еще дальше – было не пройти, стояли открыто вооруженные «калашниковыми» боевики…

Дальше его не пустили, пока не вышел Дiд и не провел его за собой. В кабинете, в который они зашли, царила деловая атмосфера: кто-то склонился над экраном ноутбука, передающего картинку с операторского БПЛА над Майданом, кто-то нервно курил, одновременно говоря по телефону, кто-то стоял у окна, смотрел на площадь, сдвинув жалюзи. У стен – под самый потолок – были сложены характерного вида деревянные ящики зеленого цвета…

Дiд провел Микаила в кабинет и закрыл за собой дверь.

Там было немного потише, точно так же у стены стояли под верх ящики с «калашниковыми», сидели еще трое. Точнее, один нервно курил, смотря в свой планшетник, еще один развалился на стуле, тоже курил и смотрел в потолок, третий смотрел в окно.

– Микаил, – представил Дiд вошедшего. – Это Борзый, это Аслан, а это Васыль.

Васыль, видимо, был тот, кто нервно курил.

Аслан встал со стула, подошел вплотную.

– Ас саламу алейкум, – сказал он, покачиваясь на носках, – я тебя знаю.