Читать книгу "Индира - Бонкимчондро Чоттопаддхай"

— Ты почему здесь? — проговорил Гобиндолал.

— А ты почему? — в свою очередь спросила маленькая женщина. Можно не говорить, что это была жена Гобиндолала.

— Хочу подышать свежим воздухом, — ответил Гобиндолал, — разве нельзя?

— Конечно, нельзя. Опять тебе свежий воздух понадобился. Будто этого воздуха дома мало, так и рвешься то в поле, то на речку.

— Да чем же дома дышать?

— Как чем? Хотя бы моей болтовней.

— Ну знаешь, если бы бенгальцы питались болтовней своих жен, они мерли бы от несварения желудка, как мухи. Такие вещи действуют на наш организм, словно яд. Вот так. Ну-ка, еще раз поверти свое колечко в носу, интересно это у тебя получается!

Каким именем нарекли жену Гобиндолала при ее рождении, неизвестно. Может, ее звали Кришномохини, может, Кришнокамини, а может, и Ононгомонджори, — во всяком случае, история не сохранила ее имени. Домашние называли ее Бхромор или Бхомра, что значит «пчелка». Это имя очень шло к ней, поэтому так за ней и осталось: Бхомра.

Желая показать, что она и не думает потакать его прихотям, Бхомра вынула кольцо совсем и потянула Гобиндолала за нос. Потом заглянула мужу в глаза и лукаво улыбнулась. «Вот, мол, какая я храбрая!» — казалось, говорила эта улыбка. Гобиндолал тоже не сводил с нее влюбленного взгляда. В это мгновение на востоке показался первый зубец короны восходящего светила, и его нежный отблеск упал на землю. Этот первый луч внезапно осветил лицо Бхомры. Ясное утреннее солнце наполнило живой игрой ее широко раскрытые глаза, зажгло теплым румянцем смуглые щеки. Улыбкой, казалось, было пронизано все: и глаза, и солнечный свет, и любовь Гобиндолала, и утренний ветер.

Проснулись слуги, началась обычная утренняя суета: всюду мыли, скребли, мели, чистили. Но затем весь этот шум неожиданно прервался и сменился гулом человеческих голосов. Слышны были отдельные возгласы: «Ой, что ж теперь будет?», «Вот беда!», «Какая неблагодарность!», «Ну и наглость!».

Бхомра вышла узнать, в чем дело.

Слуги не очень-то слушались Бхомру. Тому было несколько причин. Во-первых, Бхомра была совсем еще ребенком и заправляла всем в доме ее свекровь; во-вторых, Бхомра смеяться умела куда лучше, чем отдавать приказания. При виде молодой хозяйки шум усилился:

— Вы слышали, что случилось, госпожа?

— Виданное ли дело?

— Какое нахальство! Выгоним метлой эту ведьму!

— Мало ее выгнать! Я бы ей нос отрезала!

— Да, трудно узнать, что у человека на уме…

Бхомра наконец не выдержала.

— Да вы сначала объясните, что случилось, а потом уж говорите, только по одному, — смеясь воскликнула она. Но тут раздался целый хор голосов:

— Вы не слышали? Да вся деревня уже знает…

— Ишь, забралась гиена в логово тигра!

— Давайте выколотим из нее весь яд!

— Дрянь такая, на луну посягнула!

— Не надо было приручать эту кошку мокрохвостую! Повесить ее! Повесить!

— Это вас всех повесить мало! — вырвалось у Бхомры.

Тогда слуги загалдели еще громче:

— А мы чем виноваты? Мы что плохого сделали? Да уж известно, мы всегда виноватыми оказываемся! И все терпим, ведь только наши руки нас и кормят, больше некому.

Женщины уже начали всхлипывать, кто-то вспомнил умершего сына… Бхомре стало жаль их, и все же она не смогла удержаться от смеха.

— Я говорю, повесить вас надо за то, что вы так и не можете объяснить, что случилось.

Опять раздалось сразу несколько голосов. Наконец, путем бесконечных расспросов, Бхомра выяснила, что ночью в хозяйской спальне была совершена кража. Одни говорили, что затевалось убийство, другие твердили про кражу со взломом, третьи рассказывали, будто несколько человек ворвались в комнату и ушли, унеся с собой на сто тысяч ценных бумаг.

— Ну а потом что было? Кому это вы собирались отрезать нос? — продолжала расспросы Бхомра.

— Рохини. Кому же еще?

— Эта злодейка виновата во всех несчастьях.

— Она и привела с собой бандитов!

— Так ей и надо!

— Просидит в тюрьме до конца своих дней!

— Откуда вы узнали, что Рохини участвовала в краже? — спросила Бхомра.

— Да ведь ее поймали и заперли в конторе. Она и сейчас там сидит.

Вернувшись в спальню, Бхомра рассказала обо всем Гобиндолалу. Гобиндолал только покачал головой.

— Ты что головой качаешь?

— Не верю я, что Рохини могла пойти на кражу. А ты?

— И я тоже не верю.

— Почему? Ведь люди говорят, что ее поймали.

— Сначала ты скажи, почему считаешь ее невиновной.

— Придет время, узнаешь. Но мне хотелось бы услышать твое мнение.

— А почему я первая должна говорить?

— Ну я прошу тебя, Бхомра.

— Сказать?

— Сделай милость, скажи.

Но Бхомра молчала, смущенно опустив голову. И Гобиндолал понял, в чем дело. Он заранее знал, что получится именно так, поэтому и настаивал, чтобы Бхомра заговорила первая. Его жена горячо верила в невиновность Рохини. Она была убеждена в честности Рохини так же непоколебимо, как в собственном существовании. И единственным основанием для этого служили слова Гобиндолала: «Не верю, чтобы Рохини могла пойти на кражу». Бхомра всегда была согласна с Гобиндолалом. Гобиндолал понял все; он знал свою Бхомру, свою чернушку, и за это так сильно любил ее.

— Хочешь, я скажу, почему ты защищаешь Рохини? — проговорил он смеясь.

— Ну?

— Потому, что она называет тебя не чернушкой, а смугляночкой.

Бхомра кинула на мужа притворно сердитый взгляд и проговорила:

— Уходи!

— Хорошо, уйду.

— Нет, постой, куда же ты?

— Угадай!

— Хочешь, и вправду угадаю?

— Посмотрим!

— Ну так вот: ты идешь выручать Рохини.

— Верно, — произнес Гобиндолал, целуя Бхомру.

Одно доброе сердце без слов поняло другое, поэтому и поцеловал Бхомру Гобиндолал.

Глава одиннадцатая

Гобиндолал нашел Кришноканто Рая в конторе. Кришноканто с утра пришел в контору — дело неслыханное! Он восседал на груде подушек, потягивая душистый табак из золотого кальяна, будто наместник небес на земле! По одну сторону его трона высились груды счетных книг, расписок, реестры сумм, полученных от арендаторов и оставшихся за ними, пачки долговых обязательств, наличные деньги, по другую сторону толпились управляющие поместьями, сборщики налогов, писцы, агенты по продаже земли, арендаторы, простые крестьяне. А прямо перед Кришноканто, низко опустив голову, стояла Рохини.