Читать книгу "Когда псы плачут - Маркус Зузак"

Мы двинули.

Было уже почти пять вечера, и на поле никого. Мы прошли к рамке, я показал, откуда в тот вечер пробивал удар за ударом, как реагировал Стив, когда я в конце концов попал в цель.

На стадионе мы пробыли недолго и скоро вновь шли по нашей улице к дому.

Дома мы сели на крыльце, и я говорил уже про всякое другое. Рассказал про один вечер прошлым летом, как зависал на том же крыльце, и миссис Волф вернулась с работы чуть раньше обычного. С полностью отрешенным лицом она прошла мимо, будто меня там и не было. На кухне упала в кресло и раз за разом повторяла почти беззвучно какие-то слова. В конце концов она подняла на меня взгляд и сказала:

– Помнишь дом, где я прибираю в Бонди? Того богача, мистера Кэллэхана?

– Конечно, – ответил я.

– Ну вот, я туда сегодня захожу, и… – Руки у нее ходуном ходили на столе, а голос от дрожи прервался. – Захожу в спальню и вижу его ноги.

Этот мужик застрелился, и моя мать нашла его там на ковре в луже крови. Я рассказал Октавии, как она там долго дрожала на кухне и пыталась не плакать.

А через несколько дней миссис Волф пришла к нам в комнату, поздно вечером. Было самое начало первого, и когда мы с Рубом проснулись от иззубренного света, упавшего в дверь, мать нам кое-что сказала.

– Старайтесь жить, – сказала она, – как можно достойнее. Я понимаю, вы будете ошибаться, но иногда так и надо, ладно?

И все.

Она не ждала, чтобы мы ответили или согласились. Ей нужно было, чтобы мы услышали, что она хотела нам сказать.

Дверь затворилась, отрезая свет из коридора.

– Это что, блин, такое было? – подал голос Руб из своего конца комнаты.

Но он знал, точно так же, как и я. Мой брат Руб – кто угодно, только не дурак. Он отлично все понимает, и от этого с ним только труднее.

Мы с Октавией еще посидели на крыльце, да и пошли к соседям за Пушком. Вместо того чтобы прогуливать его, мы дурачились во дворе, утоляя свирепую жажду объекта на чесание пуза. Псина был в тот день вроде в хорошем настроении, хотя все равно не прежняя веселая псинка. Может, он просто постарел. Кит поил его какими-то пилюлями по рецепту ветеринара, но не знаю, не знаю… Былой искры в Пушке уже не чувствовалось.

На улице стемнело, и когда мы вернули пса, Октавии уже пора было домой.

Пошли на станцию, и, пройдя пол-улицы, я остановился и обернулся на наше крыльцо.

– Что такое? – спросила Октавия.

– Я кое-что забыл рассказать, – ответил я. – Помню, сидел на крыльце и смотрел, как ты уходишь в тот вечер – в последний твой раз с Рубом… С неба на тебя стекал свет, и я думал, ты, наверное, чувствуешь себя так, как я в Глибе каждый раз.

– Наверное, – спокойно согласилась Октавия. – Но теперь все иначе.

– Иначе, – подтвердил я, и мы тронулись дальше.

И прямо в тот же вечер, когда позвонил ей, я еще раз услышал, насколько все стало иначе. Я звонил с кухни, никого не было, и, сняв трубку, Октавия не стала говорить. Только пару слов:

– Подожди, Кэм. Я сейчас.

Было слышно, как она оставила трубку на столе и ушла.

– Алло? – позвал я.

Тишина.

– Алло?

И тут звук втек мне в ухо.

На том конце Октавия ходила по комнате, и когда началась музыка, я крепче прижал трубку к лицу.

Гармошка, как всегда, выла. Она вела песню, которой я прежде не слыхал, и это была одна из самых восхитительных музык в моей жизни. Она шла ко мне по проводам, а я представлял, как Октавия играет в темной комнате. Мелодия карабкалась вверх и срывалась вниз, унося меня с собой, и, казалось, вспарывала меня…

Вам когда-нибудь хотелось упасть на колени прямо у себя на кухне?

Вот так действовала музыка этой девушки.

Если ее душа истечет

Темные улицы.

Пес только и ждет, чтобы повести меня обратно в темные улицы.

Впереди мы видим девушку, идущую по дороге.

Я бегу, в первый раз обгоняя пса.

Девушка сворачивает за угол, и когда я туда добегаю, ее уже нигде нет.

Меня догоняет пес, и мы вдвоем стоим у стены.

– Я люблю эту девушка, – хочется мне сказать, но я не раскрываю рта. Я знаю, что пес должен только вести меня и больше ничего.

Мы стоим, и я знаю, что очень мало знаю.

Я не знаю, куда выведут эти улицы – и зачем.

Не знаю, выдержу ли битву этой ночи.

А знаю только одно.

Про ту девушку. Вот что:

Если ее душа когда-нибудь истечет наружу, я хочу, чтобы она пролилась на меня.

15

Я снова слышал их, в подвале. Кулаки Руба месят боксерский мешок. Руб готовился к схватке.

Был вечер вторника, и я спустился к нему поглядеть. Руб даже не заметил, пока не закончил молотить. Голые кулаки летели в мешок, а дыхание у Руба разгорячилось, будто пар бил изо рта. Глядя на него, одетого в джинсы и майку без рукавов, я прекрасно понимал, почему он так нравится девчонкам. У него атлетическая фигура, каждый мускул четко очерчен. Руб не крупный, не дородный. В самой поре. Светло-русые волосы падали ему на лицо, а глаза были не то чтобы какого-то особого цвета. Они были как затоптанное пламя.

Руб стоял, упершись ладонями в колени, и только тут заметил меня. Он тяжело дышал.

– Неплохо молотишь, – сказал я, спускаясь по цементно-холодным ступеням.

– Пасиб.

Он выпрямился и разглядел на пальцах бусинки крови. Это не тревожило его: для Руба это означало только, что руки у него подготовлены к бою. Они привыкли к боли и к голизне. Голая рука мозжит голое лицо.

– Постучишь? – предложил Руб, но я отказался. – А че? Ты в свое время хорошо дрался.

– Не, обойдусь.

Я уже собирался смыться, как Руб окликнул меня:

– Эй, Кэм. – Он глядел на меня снизу. – Думаю, у меня с этой Джулией скоро всё, слышь.

Это меня удивило.

– Правда? Почему?

– А вот гляди. – Он вытянул руки перед собой ладонями вверх. – Вот, какой-то чел спит и видит меня уделать, из-за нее. – Руб окинул себя взглядом. Грудь, живот, ноги. Он, конечно, понимал, всю иронию ситуации. И все же заметил: – Она такой, блин, головной боли не стоит.

Ноги понесли меня обратно вниз по лестнице. Мне нужно было спросить его кое о чем.

– Ну, а следующая уже есть?