Читать книгу "Я буду рядом - Кун-Суук Шин"

– Данное дерево почти одного возраста с этим городом, ведь он тебя так интересует, – сказал он мне.

Одного возраста с этим городом? Я еще раз обошла вокруг белой сосны.

– Говорят, она перестала расти после японской оккупации.

– Да неужели? – Мы насмешливо фыркнули ему в лицо, а он расхохотался и заявил:

– Я тоже не очень-то в это верю. Но мне хотелось бы верить!

Однажды мы шли вдоль реки Чхонгечхон в сторону рынка Больших Восточных Ворот. Я часто одна ходила той дорогой, потому что на каждом шагу попадались букинистические лавки. Но дорога, которой нас повел Водопад, изобиловала не только книжными лавками. Уже стемнело, когда он повел нас на рыночную улицу. Здесь суетились толпы людей, словно перепутали день и ночь. Торговые палатки тесно прижимались одна к другой, разделенные на небольшие отсеки, на мой взгляд абсолютно одинаковые. Я просто не могла запомнить все их названия. Рынок Кванджан на севере, рынок Больших Восточных Ворот, оптовый рынок, где продавалась исключительно обувь, рынок Больших Восточных Ворот Чонна… Торговые палатки, в названии которых неизменно присутствовали слова «Большие Восточные Ворота», напоминали мне запутанный лабиринт, но Водопад с легкостью вел нас сквозь него, как опытный проводник. Мы проходили через рынок Пьонква, через Шин Пьонква, Дун Пьонква, Чон Пьонква, в людском потоке, и я не могла понять, идем мы на север или на юг. А затем мы увидели торговые ряды Тунги, Тонги, рынок Тунква, рынок Хунджин, рынок Нам Пьонква, рыбный рынок Сусанму.

Водопад стал для нас ходячей картой города. Теперь я поняла, почему Мен Сё так часто приглашал его прогуляться в нашей компании. Он рассказал нам, что дорога Баге была названа в честь рынка Баге, и именно так назывался рынок Больших Восточных Ворот в период правления династии Чосон. Он также поведал нам, что рынок Кванджан был первым рынком, построенным в современную эпоху. Оказывается, этот рынок открыли по предложению коренных корейцев после подписания японско-корейского договора о протекторате. Тогда Япония начала колонизацию Кореи, и как раз в то время японский капитал захватил влияние над рынком Больших Южных Ворот. Водопад рассказывал обо всем как профессор современной корейской истории. В эти моменты я не могла поверить, что передо мной тот самый парень, который когда-то смутился перед девушкой и перепутал слова «плечи» и «грудь». Теперь я просто не могла отвести от него взгляда. А он словно прочел мои мысли, потому что с радостной улыбкой добавил:

– И все это происходило в 1905 году!

Для прогулок по улицам в компании Водопада карты города не требовались, их я оставляла дома. Позже наши прогулки по городу обрели единомышленников, и мы образовали нечто вроде клуба. На самом деле никто не предлагал создать клуб, в отличие от корейцев, задумавших в 1905 году основать рынок Кванджан. Однако после лекций все больше наших приятелей без приглашений присоединялись к Водопаду, пока однажды я не обнаружила, что иду по улице недалеко от своего дома на Тунсандон вместе с Водопадом и еще девятью людьми. Он рассказал, что на территории парка Марроньер когда-то располагался университетский городок, где ходили трамваи, стоял концертный зал, работали кафе, там студенты любили выпить чаю и послушать музыку. Я взглянула, куда он указывал, и увидела вывеску кафе под названием «Хакрим Табанг». Я много раз проходила мимо этого кафе и не знала, какое это старинное место. Для меня парк Марроньер всегда казался обычным современным местом отдыха.

Кто-то предложил Водопаду пригласить профессора Юна на прогулку к старой крепостной стене в горах, откуда открывался панорамный вид на город.

– Крепостную стену невозможно осмотреть за один день. Надо выбрать какую-то одну часть, – ответил Водопад. – Даже если взять с собой еду и провести там весь день, и то не хватит. А как насчет трехдневного путешествия? Три дня и две ночи?

Мы все так и покатились со смеху:

– Три дня и две ночи? Ничего не скажешь, интересное предложение!

– Это не так-то просто. Крепостная стена Сеула – очень красивый памятник старины. И хотя, когда вы видите ее прямо перед собой, стена не кажется длинной, но это сооружение делится на несколько частей. Придется спускаться вниз с горы, а затем подниматься наверх, и каждая часть стены длинная и извилистая. Даже трех дней и двух ночей не хватит, чтобы полностью осмотреть крепостную стену. А вам ведь хочется еще и приятно провести время.

– Водопад! Откуда тебе все это ведомо? – спросил кто-то, передразнивая старомодный стиль некоторых филологов.

– Так ведь я с младых ногтей мечтаю посвятить свою жизнь архитектуре! – в тон ему ответил Водопад.

– Но какое отношение это все имеет к архитектуре?

– Чтобы стать архитектором, человек должен иметь представление о пространстве, знать о его прошлом и настоящем. Только так можно построить его будущее.

– В таком случае тебе следует специализироваться по архитектуре.

– Я уже говорил, что провалил тест. Но как бы там ни было, я все равно когда-нибудь стану архитектором. Вот увидите! Я родился в этом городе. Это пространство я хочу улучшать, охранять и наполнять моим будущим. Если хотите увидеть стену, мы можем отправиться прямо отсюда. Пойдем? Только сначала нам надо подняться на вершину горы Нак.

Мы последовали за Водопадом к выходу из парка Марроньер и направились к горе Нак, которую я видела лишь из окна своей мансарды. Я немного запуталась, в какой стороне располагался дом моей двоюродной сестры. Кто-то громко удивился, что в городе еще существуют такие места. Пока мы шли по узким улочкам, один юноша засомневался, что эта дорога ведет к крепостной стене. Водопад объяснил: гора представляет собой цельную гранитную глыбу и своими очертаниями напоминает верблюжий горб. Я бросила взгляд на окно своей мансарды, откуда обычно смотрела на гору. Я представила себя там, внизу. Вот я поливаю карликовую пальму, завязываю шнурки перед выходом из дома, поднимаюсь на крышу поздно ночью и рисую квадраты, начинаю играть в классики – бросаю камешек и скачу на одной ноге, чтобы подтолкнуть камешек и вернуться в первый квадрат, как когда-то в детстве во дворе нашего дома.

Я все еще шла позади всех и разглядывала свою мансарду, как вдруг Мен Сё прошептал мне на ухо:

– Я люблю тебя, Чон Юн!

Пораженная его неожиданным признанием, я не могла отвести глаз от окон своей мансарды и тут же выпалила:

– Ты любишь меня так же сильно, как Миру?

Он взглянул в ту же сторону, что и я, и ответил:

– Любовь к тебе заставляет меня думать о том, где бы я хотел оказаться через десять лет.

– Но ты любишь меня так же сильно, как Миру? – Я взглянула на Миру.

Она шла рядом с Хун Тэ, по прозвищу Шар. Его так прозвали за то, что, сидя в первом ряду на лекциях по поэзии, он постоянно вертел головой, следил за взглядом профессора Юна. Юбка Миру на мгновение коснулась гранитной глыбы горы Нак, а затем снова взвилась вверх.

– Когда я был маленьким, – начал Мен Сё, – я вместе со своими старшими братьями поехал в дом родителей нашей мамы. В ту ночь братья вместе ушли из дома, и я увязался за ними. Они охотились на воробьев с одним из наших старших двоюродных братьев. Именно тогда я узнал – воробьи живут в соломенных крышах домов. Я до сих пор помню, как они дрожали от страха, когда старший брат освещал их фонариком. Я и подумать не мог, что в этих крышах прячется так много воробьев. Братья хватали их обеими руками. Один из старших братьев сумел схватить сразу пять птиц. Воробьи не шевелились в этих живых тисках. Вскоре у нас уже не хватало рук. Брат вытащил из соломы крохотного птенца и сунул мне в руки с приказом покрепче держать его. Птенец так испугался, что даже не мог махать крыльями, его парализовал ужас. Он был мягким и теплым. Я боялся, что он постарается улететь, и засунул его в карман. Я держал руку в кармане и гладил птенца, а он беспокойно метался внутри. Мне нравилось трогать кончиками пальцев его перья и горячее тельце. Тогда, наверное, я впервые касался чего-то столь юного и беззащитного. Казалось, мой маленький карман извивался от переполнявшей его жизни. Я словно держал в кармане целый мир. Не знаю, сколько мне было лет, но до сих пор помню огромную радость, переполнявшую меня тогда. И моя любовь к тебе столь же бесконечна, как и та радость.