Читать книгу "Арбузный король - Дэниел Уоллес"

— Объясняю хромоту?

— Что ты говоришь о ней другим?

— Правду, — сказал я. — Что моя левая нога немного короче правой. Таким я уродился.

— И это все, что ты можешь сказать людям о своей ноге? — Он отстранился, как будто хотел взглянуть на меня со стороны, а затем вновь придвинулся. — Конечно, это твоя нога, но будь она моей, с ней произошло бы нечто более интересное.

— Что, например?

— Это зависит от того, с кем ты говоришь. Какому-нибудь малышу можешь сказать, что ты в его годы плохо ел овсяную кашу и потому одна нога не доросла до нормы. Также можешь сказать, что ты родился без носового хряща и врачи пересадили тебе в нос косточку из ноги. Что тебя переехал поезд, укусил аллигатор или… да мало ли что! Можно найти десятки объяснений. Это просто первые пришедшие мне в голову.

Вдруг он замолчал и весь подобрался с таким видом, словно его осенила идея.

— Скажи им, что ты младший брат Вулкана.

— Что?

— Ну как же, Вулкана, — сказал он, указывая на север, где маячил силуэт гигантской статуи, простирающей руку к горизонту. — Вулкан тоже был хромым. Его однажды сбросили с Олимпа за… я точно не помню, за что. Должно быть, спутался с чужой женой. А может, его сбросили как раз за то, что он был хромым. Это не суть важно. Факты же таковы: он был богом, он был изгнан с Олимпа, он был хромым. Как ты. Почему бы тебе не сказать людям, что ты находишься с Вулканом в родстве?

— Допустим, я скажу им, что он мой дед.

Судя по взгляду, который он на меня бросил, его это задело. Но потом он улыбнулся.

— Да, — сказал он, покачав головой, как будто впервые серьезно об этом задумался. — Отныне будем считать тебя богом.

— Истинная красота в этом мире не бывает долговечной, Томас. Помни это и будь осторожен, не спеши связывать свою жизнь с какой-нибудь женщиной. Ты же видишь, что получается. Они от нас уходят. Так или иначе, они от нас уходят. Твоя бабушка — такая красивая женщина, идеальная едва ли не во всех отношениях — ушла навеки. Спутницу жизни лучше ее невозможно себе представить. Она была настоящим чудом! А твоя мама! Что за красавица! Почти полная копия твоей бабушки — их сходство, внешнее и внутреннее, было прямо-таки пугающим. Они были прекраснейшими женщинами на свете. Твоя мама была так хороша, что боги начали ей завидовать и решили, что отныне ей будет дозволено жить лишь в невидимом состоянии, чтобы память о ее красоте постепенно выветрилась из сознания людей. Всех людей, кроме меня. Они оставили мне эту память как проклятие. Вот что с ней приключилось. Она есть, и в то же время ее нет, так как увидеть ее невозможно. Я боюсь, что скоро ревнивые боги займутся Анной, потом тобой и так постепенно истребят всю красоту в мире. О себе я не беспокоюсь. Я достаточно безобразен для того, чтобы стать долгожителем.

Рано или поздно мой дед неизбежно должен был наткнуться на человека, который положит конец его карьере профессионального вруна. Это случилось, когда мне было уже пятнадцать, и я все меньше времени проводил в семье, но я имею довольно четкое представление о происходившем. Я сложил общую картину, подобно мозаике, на основе рассказов деда и тех событий, которым я сам был свидетелем. Дело было так.

Однажды в его конторе появился долговязый, изможденного вида джентльмен с портфелем. Пожав руку моему деду, он тяжело плюхнулся в предложенное кресло; дед сел за свой рабочий стол.

— Эймс, — представился посетитель. — Кларенс Эймс.

— Эдмунд Райдер, — сказал дед.

Несколько мгновений они в упор смотрели друг на друга, и в голову деда закралось подозрение, что сидящий напротив него человек не в своем уме. Спутанные, давно не мытые и не стриженные волосы лезли ему в глаза, и мистер Эймс то и дело раздраженно откидывал их со лба пятерней настолько грязной, что она казалась обтянутой серо-коричневой перчаткой. Он выглядел так, будто не спал уже несколько дней: осунувшееся лицо, глубоко запавшие, тусклые и пустые глаза.

— Моя жена умерла, — запинаясь произнес мистер Эймс.

Свои слова он сопроводил улыбкой, которая, однако, не являлась выражением радости или удовольствия. Он явно запамятовал, в каких ситуациях люди обычно улыбаются и какие чувства призвана отражать улыбка. Это было просто одно из мимических упражнений, привычных его лицевым мышцам, и они данное упражнение выполнили. Эдмунд все понял правильно.

— Она умерла на прошлой неделе, — продолжил гость. — У меня нарушилось представление о времени, но я точно знаю, что это было на прошлой неделе. Она довольно долго болела. Тереза, это ее имя. Я звал ее Тэсс. Мы переселились сюда из маленького городка, мистер Райдер. Я знал ее всю жизнь, сколько себя помню. В последние недели я почти все время был рядом с ней. Я был не в силах помочь, но старался хоть как-то облегчить ее страдания. — Он опять изобразил на лице улыбку. — Я сделал все, что мог.

— В этом я не сомневаюсь, — сказал Эдмунд. — Примите мои искренние соболезнования. Я тоже в свое время потерял жену.

— Тогда вы меня поймете, — сказал мистер Эймс, и Эдмунд кивнул.

— Я вас хорошо понимаю. Иногда наше личное горе бывает так велико, что затмевает для нас все остальное.

— Я к вам насчет дома, мистер Райдер. Дома, в котором мы с ней жили. Я не хочу там оставаться.

Эдмунд снова кивнул.

— Слишком много воспоминаний, — сказал он.

— Нет, — сказал мистер Эймс. Это слово приподняло гостя из кресла; на какой-то момент он, казалось, завис в воздухе, а затем опустился обратно. — Воспоминаний не может быть слишком много. Наоборот, их недостаточно. Разве вы не ощущали нечто подобное? Во всяком случае, мне их всегда будет не хватать. Уже сейчас я начал терять некоторые из воспоминаний. Я не могу воскресить в памяти те или иные подробности, которые помнил еще совсем недавно. Поэтому я начал вести записи. — Он заметно оживился и продемонстрировал Эдмунду свой портфель. — Они все здесь, тетрадка к тетрадке. Я мало сплю, поскольку боюсь во время сна забыть что-нибудь из еще не записанного. Вот почему, припомнив любую касающуюся Тэсс мелочь, я спешу занести ее в тетрадь из опасения, что в другой раз эта мысль меня уже не посетит.

— Потому что по мере забывания мелочей, — подхватил Эдмунд, — ваша жена как будто все больше от вас отдаляется. Вы цепляетесь за что только можете, но ваша хватка неумолимо ослабевает, и со временем слова становятся только словами, и ничем больше.

— Да, — сказал его собеседник.

— Не знаю, смогу ли я вам помочь, — сказал Эдмунд.

— Надеюсь, что сможете, — сказал мистер Эймс, переходя на шепот. — Моя жена мертва, мистер Райдер. У нас не было детей. Мы… не смогли их завести. Так что она — она была для меня всем. Мы с ней жили в прекрасном доме, где она и умерла. Тот дом она покинула навеки. Я это чувствую, чувствую вот здесь. — Он ткнул себя пальцем в область сердца. — Я не сумасшедший. Могу поспорить, вы об этом сейчас подумали. Но вы ошибаетесь. Так вот, говоря о доме… Она жила там, она там умерла, и она не способна туда вернуться.