Читать книгу "Монеты на твоей ладони - Ольга Шумилова"

Так что пост пришлось принять. Это ведь не статус. Это реальная власть и способности, даваемая конкретному человеку на конкретный срок. Кольцо – только ритуальный символ, не более. Его можно отнять, но власть, даваемая богом, отнята не может быть никем. Как нельзя не подчиниться богу, так нельзя не подчиниться лиану. Почти физический закон, из тех, что в Безымянной нельзя убивать. Из тех, что придумали боги. А кто-нибудь когда-нибудь говорил, что боги понимают природу тех, кого сотворили? Правильно.

Печаль и отзвуки прошлого. Отстраненный поклон тем, кого уже нет. Я пришла вспомнить. Вспомнить во всех красках, попрощаться и забыть. Сбросить еще одну кожу.

Спящий Овраг имеет свою волю. Он живой больше, чем вся Безымянная. Природа не терпит пустоты. Если жители мертвы, земля должна быть живой.

И она жива. Она помнит.

Я тоже помню. Помню тебя, Кай.

Не хочу, не хочу, не хочу прощаться. Но… Я отпущу тебя. Отпущу. Но пока…

Запах.

Терпкий, горьковато-душистый, пряный и воздушно-ванильный запах приходит с ветром. Тонко и незаметно. Запах печали и расставания. Я прощаюсь с тобой, Травник.

Белизна тонкой шерсти приходит с туманом. Светлым-светлым золотом стекает по твоим рукам, груди, босым ногам. Золото солнца отражается в белых клыках. Солнце будет тосковать без тебя. Я прощаюсь с тобой, Волк.

Хрупко-прозрачный, весь в прорехах солнца и засыпанный хвоей лес приходит с травой у ног. Мох под измазанными коленями, ошкуренное гладкое бревно, щелкающий говор костра под закопченным котелком. Пестрые пятна света на тонких побуревших стебельках, по-ученически старательно разложенных на кучки. Дерево странной, косящей на один бок хижины, одуряющий запах свисающих с потолка трав, который всегда был с тобой. Сторожевой уж на притолоке над входом, залезший мне за шиворот. Нудные, долгие часы, смех и уныние, сажа на лице. Мои неловкие руки и твое терпение. Ты делил душу с лесом, он не забудет тебя. Я прощаюсь с тобой, Учитель.

Ощущение надежного плеча под рукой приносит земля. Запущенная в кусты сумка болтается на ветке, а я говорю, говорю, говорю… Ору, плачу, жалуюсь. Горячие сильные руки сжимают плечи, гладкая щека прижимается к виску, задумчивый и печальный взгляд. Видящий то, чего никогда не увижу я. А потом вдруг такое выражение лица, что я начинаю смеяться. «Все еще можно поправить». Кроме смерти. Я прощаюсь с тобой, друг.

Смех в глазах приходит со светом. Свет всегда был в этих глазах, не бывающих дольше минуты одного цвета. Прищуренные глаза, лукавый взгляд искоса, хитрая усмешка. Мальчишеский смех, так не вяжущийся с чем-то бесконечно древним и мудрым в глазах. Вылинявшая, состоящая из чередования прорех и заплат, одежда, сменявшаяся на обычную только при новой луне, когда в человеке не оставалось ничего от волка. Золото волос, яркими искрами рассыпающееся на свету. «На тебя пошла та же краска, золотоглазая». Ты любил меня, я знаю. Любовь без взаимности – тяжкое бремя. Ты нес его достойно. Я потеряла тебя. Ты был для меня многим, но я прощаюсь с тобой, Кай.

Чтобы жить.

Жить дальше.

Просто потому, что должна.

Прощай, я отпускаю тебя.

Тихая печаль горьким привкусом оседает на ветру. Я растворяюсь в нем, пропускаю сквозь себя. Меня нет – есть только ветер и его печаль. Его жизнь, сила и воля. Создание воды становиться туманом на ветру. Перетекает и струиться вслед за ним. Сознание распахивается навстречу ветру и исчезает. Есть только ветер. Его печаль и горечь. Его слезы стекают по моим щекам. Его надрывное дыхание треплет волосы. Его погребальная песня волком подвывает моей душе.

Есть только ветер.

Мягким, ласковым касанием погладил по щекам и эхом донес мне ответ:

– Прощай…

Вот и все. Душа отлетела. Я забуду.

Я постараюсь.

Сильные руки обняли меня. Душа, связанная со мной крепче, чем это могла бы сделать любовь, участливо коснулась моей души. Теплая и ласковая волна огня укутала мягким покрывалом.

Я уткнулась лицом в твердое плечо и разрыдалась.

Алекс.

И это называется – пришли?!

Я с некоторой опаской потоптался у края обрыва и осторожно заглянул за этот край. Там, внизу, расстилалась гигантская равнина, настолько глубокая и окруженная таким плотным кольцом гор, что смотрелась бездонной черной ямищей. Что неудивительно, учитывая глухую ночь.

Это меня так домой «провожают». Какими-то дикими петлями, через болото, пустыню, две реки. Кому расскажешь, примут за идиота. Вообще, создается впечатление, что кое-кому надо либо потянуть время, либо задурить мне голову. Я оглянулся. Ишь, стоит, в крылья завернулся. И, главное, так и не сказал, куда меня занесло. Что же это, когда от болот до пустынь – рукой подать, когда над рекой висят три солнца, а в это же время над горами – ночь непроглядная? Знаете, на что это больше всего похоже? На горячечный бред шизофреника.

Я заерзал. В голове с новой силой заворочался вопрос: на кой я им сдался? Антураж оч-чень напоминает ритуальное скармливание какому-нибудь чуду-юду.

Демон криво усмехнулся, но ничего не сказал. Я начал всерьез прикидывать, намного ли он меня сильнее.

Прошло несколько минут. Я решил, что навряд ли бегаю быстрее, чем он летает. Внезапно в небо взлетели первые лучи встающего солнца, резко обозначив темный зубчатый силуэт гор. Еще минута – и лучи водопадом хлынули на золотисто-алую равнину, разгоняя последние ошметки темноты. То, что солнце осветило в следующий момент, могло кого угодно выбить из колеи. А вот у меня, кажется, уже выработался иммунитет.

Над пустыней парили сотни вылепленных чьей-то буйной во всех смыслах фантазией пористых глыб. Этот неизвестный умелец закручивал их спиралью, гнул, небрежно слеплял друг с другом, отбивал осколки. Но самым удивительным были буровато-синие сферы, огромные, более трех метров в поперечнике, наполовину вросшие в пористый, будто изъеденный морской солью, камень. И только всмотревшись в одну из глыб, висевшую рядом с обрывом, я смог понять, что это. Яйца! При мысли о том, ЧТО могло откладывать такие яйца, мне стало очень не по себе. Кажется, скармливание совсем не за горами.

Разреженный горный воздух прорезала высокая звенящая трель. За ней последовали другие, как будто в игру вступил невидимый оркестр. Мелодия становилась все громче, набирая силу. На фоне вихря мелкого перезвона соло выступали протяжные трубные звуки. Я замер. Никогда бы не подумал, что просто звуки могут быть такими…красивыми. Невообразимо чистые, какие-то хрустальные звуки заполняли всю долину, неслись выше, к посветлевшему небу.

– Что это?…– выдохнул я.

– Горы, – пророкотало за спиной. – Они нагреваются.

Я посмотрел вниз. Горы были…хрустальными. Трубы слились в один голос, перезвон достиг своего пика. Солнце взошло, и желтые лучи нагрели толстую скорлупу. Резкий треск ножом разрезал мелодию.