Читать книгу "Звезды и полосы - Андрей Столяров"

Однако самым чудовищным архитектурным проектом, повергшим в отчаяние буквально весь Петербург, явилось амбициозное намерение концерна “Газпром” возвести башню для своего офиса высотой аж в 400 метров.

Напомним, что особенностью Петербурга является горизонтальный пейзаж с редкими вертикальными доминантами в виде Петропавловской крепости, Исаакиевского собора, Адмиралтейской иглы. Было понятно, что новая высотная чебурда этот необыкновенный пейзаж полностью уничтожит. Исторические доминанты станут просто игрушечными. Петербург утратит свою уникальность, выделяющую его среди других городов. На такое не отваживались даже в советское время. При строительстве, скажем, гостиницы “Ленинград” тоже первоначально предполагалось нагромоздить немыслимое количество этажей, но после протестов общественности высота шлакобетонной коробки была резко уменьшена.

А тут – никаких сомнений.

Дремучее купеческое самодовольство, желающее видеть город у своих ног.

При чем тут уникальная архитектура?

При чем тут мнение горожан?

За все плачу……

И, конечно, уже полный кошмар, для которого в русском языке просто недостаточно слов, творился с “фоновой”, рядовой, застройкой Санкт-Петербурга. После первых осторожных шагов с ней перестали церемониться вообще. Схема здесь была отработана идеально: здание, которое приглянулось инвестору, совершенно официально переводилось в разряд “аварийных”, тут же выносилось решение о непригодности его для жилья, жильцы в срочном порядке переселялись куда-нибудь в новостройки, затем дом сносился, быстро, пока никто опомниться не успел, и на месте его – в пышно-купеческом стиле – возникал банк, офис или торговый центр. Это напоминало известный процесс “огораживания”, протекавший в Англии более двухсот лет назад, когда крестьян сгоняли с земли, чтобы увеличить господский домен.

Тут, разумеется, проявило себя еще и фатальное умопомрачение власти. В свое время королева Мария Антуанетта, видя в Париже толпы голодных, которые требовали хлеба, удивленно спросила: “А почему они не едят пирожные?” Как известно, дело для нее закончилось гильотиной. С тех пор прошло более двухсот лет. Революции, уничтожавшие правящее сословие, прокатились по множеству стран. За примерами не надо ходить далеко. Чего стоила одна лишь Октябрьская революция, развернувшая против состоятельных классов беспощадный террор. И вместе с тем складывалось ощущение, что российские властвующие элиты, упоенные все возрастающим блеском своих богатств, как Бурбоны во Франции после реставрации монархии, “ничего не поняли и ничему не научились”.

Несмотря на грозные уроки истории, они не усвоили главный материал.

Нельзя жить так, словно на дворе все еще XVII век.

Нельзя разбрасывать вокруг зажженные спички и легкомысленно полагать, что не начнется пожар.

С демонами, поднявшимися из бездны, не совладать.

Классовая ненависть – это не выдумки большевиков.

Это – реальность, это – раскаленная лава, пробивающаяся сквозь все.

4

События в Петербурге первоначально не казались сколько-нибудь значительными. Они безнадежно меркли на фоне тех пертурбаций, которыми был охвачен глобальный мир. И только позже, когда огонь распространился уже по всей стране, когда поплыл едкий дым и завертелась головокружительная карусель, стало ясно, что зародилось все именно здесь.

Началось, как это обычно случается, с пустяков. В одном из районов города решили произвести очередную уплотнительную застройку. Надо, видимо, пояснить, что означает данный специфический термин. Уплотнительная застройка – это когда внутри городского квартала по разрешению правительства города уничтожается сад или сквер и на освободившейся территории возводится новый многоэтажный дом.

Конечно, жителей, квартала это вовсе не радует. Они теряют место, где можно хоть как-то было отдыхать в выходные дни, сидеть на скамейках, прогуливаться, играть с детьми. К тому же уничтожается множество деревьев, кустарников, клумб, а новый дом, как правило, заслоняет свет в десятках, если не сотнях квартир.

Протестовать тем не менее бесполезно: тут же появляются документы, где сказано, что все санитарные нормы строго соблюдены, строительство осуществляется исключительно в законном порядке – приезжает милиция и силой обеспечивает начало работ.

Новый дом, разумеется, можно было бы возвести и на другой территории: несколько в стороне, так, чтобы он никому не мешал, но тогда бы пришлось тянуть к нему новые коммуникации, рыть траншеи, прокладывать трубы, кабели, провода, а это, естественно, удорожает строительство и, соответственно, уменьшает прибыль застройщика на определенный процент.

Любая компания старается этого избежать.

Прибыль – это святое.

Ничего выше прибыли нет.

А то, что ухудшится жизнь тысяч людей, – наплевать.

В конце концов, кто в этих домах живет: лузеры, социальный отстой, биомасса, способная лишь жрать, гадить и размножаться, тот, кто не сумел вырвать себе из жизни вкусный кусок и теперь копошится, как насекомое, среди грязи и нищеты.

На них можно просто махнуть рукой.

Однако в этот раз налаженный механизм дал осечку.

Когда зарычали бульдозеры, срезая кустарники и цветы, когда заворочался кран, выставляя вокруг будущей стройплощадки бетонное ограждение, когда полетели искры от сварщиков, прихватывающих это ограждение на скобу, то из ближайших домов начали подтягиваться к строительству группы людей. Сначала их были десятки, потом – несколько сот. Некоторые медийные издания утверждали впоследствии, что собралось около тысячи человек. Снимки, выложенные в Интернете, этот факт вроде бы подтверждают. Подъехали, как водится, наряды милиции. Выставили посты. Обстановка медленно накалялась. Около семи вечера, когда было еще совсем светло, митингующие, устав от бесплодных переговоров, пошли на штурм. С десяток мужчин, притащив откуда-то длинный бетонный брус, как средневековым тараном, ударили им в створки ворот. Петли с замком слетели. Под ликующие крики “ура-а-а!…” толпа хлынула внутрь. Милиция отреагировать не успела. Сотрудники частного охранного предприятия, нанятые строительной фирмой, были оттеснены. Люди мгновенно распространились по всей площадке: были поставлены две палатки, зажжен костер. Избранный тут же гражданский комитет из десяти человек постановил, что будет дежурить всю ночь.

Впрочем, пока это не выходило за обычные рамки. Таких случаев лишь в одном Петербурге было не счесть, а уж по всей стране, просевшей в дикий капитализм, они проступали, наверное, как тифозная сыпь. И митинги уже собирались, и стройплощадки захватывали, и пытались блокировать к ним подъездные пути. В общем, ничего такого, чтобы – из ряда вон. И способ разрешения подобных конфликтов тоже был хорошо известен. На следующее утро, когда большинство жителей микрорайона уехало на работу, сотрудники охранного предприятия, к которым подвезли подкрепление примерно из двадцати человек, вежливо, но непреклонно вытеснили гражданский комитет за ограду, ворота снова были повешены, существенно укреплены, а поверх самого ограждения пущена колючая проволока – проникнуть внутрь без специального оборудования теперь было нельзя. Милиция, видимо, получила соответствующие указания: группа женщин, пытавшаяся не пустить на площадку второй строительный кран, тоже была с проезжей части вежливо оттеснена. Милиционеры дали понять: их дело маленькое, они выполняют приказ.