Читать книгу "Фрактальные узоры - Пол Ди Филиппо"

Тем временем Соня пробралась по столу между посуды и как ни в чем не бывало устроилась у меня на коленях. Я невольно вздрогнул, ощутив реальную тяжесть мехового клубка, из глубин которого снова послышался безмятежный храп.

Как вести себя внутри галлюцинации? Не сделать бы хуже… Впрочем, так или иначе, скоро эта вспышка бреда в духе Амброза Бирса естественным образом закончится на камнях мостовой под окнами квартиры Мэри Энн.

Нарезвившись вволю, два странных создания подбежали и склонились надо мной с двух сторон.

— Выпьешь вина? — предложил Мартовский Заяц.

— С-спасибо, — выдавил я. — А… вы не могли бы ответить на один вопрос?

— Только если ты его задашь.

— Если Бахус сказал правду, то почему я очутился на воображаемой вечеринке вместо настоящей?

— Что? Кто тут воображаемый, мы, что ли? — возмутился Заяц. — Это тебя кто-то околпачил, а мы вовсе даже настоящие! Вот! — Он наклонил голову и свесил длинное ухо. — Тоже, скажешь, воображаемое?

— Да нет, — вздохнул я, погладив бархатную шерсть. — Пожалуй…

— А как насчет нашей сонной подружки? Если бы мы были воображаемыми, как ты себе воображаешь, могла бы она с таким удовольствием поедать твое конфетти?

Вздрогнув, я схватился за карман. Мохнатая зверюга, не открывая глаз, умудрилась прогрызть дыру в пакете и уже набила полный рот.

— Эй!

Я вскочил на ноги, стряхивая Соню с колен. Она шлепнулась на траву и, так и не проснувшись, продолжала жевать.

Внезапно Безумный Шляпник с невероятной силой скрутил мне руки.

— С тем, кого отравил, нужно обращаться вежливо!

— Отрубить ему голову!

Я оглянулся.

Королева со своим двором была тут как тут. Я испытал невольное облегчение, заметив, что плоские карточные тела имели все-таки некоторую толщину, что делало происходящее хоть немного реальней.

Палач в маске сделал шаг ко мне. В руках у него вместо топора был нож для масла, взятый со стола.

— Мне очень жаль, что свадьба откладывается, — величественно произнесла Королева, — но я не могу выйти замуж за убийцу, пока он не заплатит жизнью за свои преступления!

Лезвие ножа коснулось моего горла. В отчаянии собрав все силы, я перекинул Шляпника через голову и швырнул в ряды придворных, которые обрушились как карточный домик. Потом выхватил волшебный рог и поднес к губам, успев услышать радостное верещание Мартовского Зайца:

— Великолепно! Фанфары в честь собственной казни!

Над парадной дверью величественного мраморного особняка в свете факелов, рассеивавших вечерний сумрак, можно было разобрать надпись:

РАБ, ПОКИНУВШИЙ ДОМ БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ ХОЗЯИНА,

ПОЛУЧИТ СТО УДАРОВ ПЛЕТЬЮ

— А, латынь… — послышался сонный голос у меня из-под ног. — Как бы мне хотелось уметь читать на этом чудесном языке! К несчастью, в школьные годы у меня развилась привычка засыпать, как только учитель начинал декламировать Цезаря. Даже теперь, стоит мне услышать какое-нибудь «Вени, Вилли, Винки», как я тут же начинаю клевать носом.

Сев по-кошачьи, Соня принялась лизать лапу и тереть круглое, так и не смазанное маслом ухо.

Я не верил своим глазам.

— А ты что здесь делаешь?

— Привожу себя в порядок. Я же вся в этих мокрых чайных листьях — бр-р! Извини, если смущаю. Наверное, там, откуда ты пришел, не принято умываться на виду у всех.

Стало быть, насчет конфетти Бахус тоже не наврал. А я-то надеялся, что все, связанное с Безумным Чаепитием, осталось позади…

— А где тут латынь? — удивился я.

— Как где? На вывеске, конечно.

— Здесь все по-английски, — возразил я.

— Прошу прощения, но я сама англичанка и смею надеяться, что достаточно знакома с языком соотечественников. Нет, это латынь, или я не отношусь к благородному семейству Сонь!

Не снимая с подбородка резинку, я приподнял колпак.

Надпись была латинская…

Вернул колпак на место.

Снова английский!

Будь я проклят!

Внезапное осознание постигшего меня несчастья свалилось мне на плечи всей своей тяжестью, придавив к земле. Оставшийся хмель улетучился в мгновение ока, как вспышка пороха.

Я и в самом деле был проклят.

Мне не суждено больше увидеть родной эпохи, разве что мельком, по прихоти беспорядочно вьющейся цепочки перемещений во времени и пространстве. Перескакивать надо будет постоянно, не имея времени даже толком осмотреться. Сколько в среднем длится вечеринка? Несколько часов, в лучшем случае день, а засиживаться позже других наверняка столь же смертельно, как и покидать общее веселье… Нет, при первом же «нам пора, все было чудесно» — рожок в зубы и валить, пока не поздно!

Неужели теперь я, который так ненавидит все эти гулянки, должен буду провести остаток своего сверхъестественного существования, сколько бы оно ни длилось, в роли их завсегдатая? Стану своего рода «Летучим Голландцем», променяв быструю и сравнительно безболезненную, хотя и не очень пристойную смерть на бесконечные сандвичи, коктейли, пустопорожнюю болтовню, дружеские попойки, скучные парадные обеды и бармицвы!

Я развернулся, готовый бежать куда глаза глядят. Интересно, больно это или нет — выступить в роли вспыхнувшей сверхновой?

С улицы послышались голоса. Я остановился. А как же другие люди? Одно дело уйти самому, и совсем другое — стать массовым убийцей, захватив с собой тысячи невинных!

Проклятый Бахус!

— М-м-м, — сладко зевнула Соня. — От этой латыни бросает в сон не хуже, чем от ромового пунша. Даже глаза слезятся.

Голоса приближались. Перед лицом неизвестности присутствие хоть кого-то знакомого рядом немного успокаивало.

— Не спи! — встряхнул я зверька.

— М-м-м… не могу, очень хочется.

Снова свернувшись в пушистый клубок, вероломный грызун уютно засопел. Я поспешно подхватил его на руки и отступил назад, укрывшись в тени и моля бога, чтобы случайно не пересечь невидимую границу вечеринки.

К счастью или несчастью, взорваться мне не пришлось.

На широком крыльце с колоннами появились гости. Все в роскошных цветных подпоясанных тогах, не считая, разумеется, рабов, одетых более скучно и однообразно. Свободные граждане явно успели как следует приложиться к напитку Бахуса и фасциев уже почти не вязали.

Краснолицый толстяк, вылитый актер Зеро Мостел, громко расхохотался.

— Ну что ж, Тримальхион, пускай ты невежа, бывший раб и неуклюж, как камелопард, но мы, пожалуй, не станем отказываться от твоего фалернского!

— Тс-с! Помолчи, Гликон, а то хозяин, чего доброго, услышит! — прошипела пожилая матрона, лицо которой показалось бы слишком накрашенным даже в наше время.