Читать книгу "Икарова железа - Анна Старобинец"

Шесть вечера. Меня спрашивают, хочу ли я поговорить с психологом о том, как я прожил жизнь. Я не хочу.

Семь вечера. Последняя клизма.

Семь тридцать вечера. Последняя инъекция – что-то там плюс успокоительное и снотворное.

Восемь вечера. Мне побрили голову. Полностью. Даже брови.

Восемь пятнадцать. Психолог все же приходит. Это женщина с красивым тонким лицом и волосами почти такого же цвета, как у Алисы. Но глаза у нее совсем не такие – из больших, подведенных черным карандашом прорезей равнодушно таращится «древняя душа». Психолог говорит, что жизнь, в сущности, продолжается. Мое сознание погибнет, но тело будет жить дальше. Это ведь так прекрасно, не правда ли? Я прошу ее выйти. Она послушно уходит.

Девять вечера. Несмотря на снотворное, заснуть не могу. Сижу на полу, на корточках, с закрытыми глазами, и стараюсь не думать ни о чем, как будто меня уже нет. Я не знаю старых молитв, а от трансгуманистических гимнов меня тошнит. Поэтому я просто раз за разом повторяю стихотворную строчку, которую узнал от Алисы. Он покоит меня на злачных пажитях. Он покоит меня на злачных пажитях… на злачных пажитях…

Десять вечера. Странный шум за дверью камеры. Громкие голоса, спорят. Наконец заходит мой адвокат. Вид у него чрезвычайно довольный. Он говорит, что апелляция принята, мое дело будет пересмотрено. Он говорит – сволочи, тянули ведь до последнего! Он радуется, как ребенок, даже слегка подпрыгивает на пружинистом полу камеры. Он пожимает мне руку и, как всегда, слегка вздрагивает, соприкоснувшись с пластиком на моих пальцах. Он говорит, что завтра утром меня переведут из камеры смертников в обычную. Он говорит, мне выдадут одежду и снимут с пальцев эти дурацкие штуки. И пластину с зубов тоже. Он говорит – как жаль, что тебя уже успели побрить. Ну ничего, отрастут. Он говорит, мы добьемся срока от пяти до семи.

Я спрашиваю:

– Алиса?

Прежде чем он отвечает, что с ней все тоже в порядке, я успеваю заметить какую-то тень, промелькнувшую в его веселых глазах. Эта тень делает его глаза очень старыми – но всего на долю секунды.

Когда он уходит, я пытаюсь почувствовать радость – но чувствую только желание спать, оно придавливает меня к мягкому полу камеры, как гробовая плита. Я засыпаю быстро и неуклюже – как будто падаю в глубокую яму. И только во сне я окончательно понимаю: казнь отменяется. Я больше не падаю – я лечу, лечу над рассветным городом. Я чувствую влажное трепетание ветра на кончиках крыльев. Я разрываю облако в клочья, оно розоватое, как молоко из горла фламинго, с легким привкусом крови. Я вижу с неба мою тюрьму, и мой дом, и клубки змеисто-серых дорог, и здание Human-Plus в виде мельницы, и луг с пушистой зеленой щетиной… Я слышу голос, который шепчет:

– Никогда, никогда не сбудется…

От этого голоса я просыпаюсь. Сердце колотится в горле. Я поднимаюсь и иду к раковине. Умываю холодной водой лицо, умываю свою бритую голову. Волосы уже слегка отросли – щетина приятно колет мне руки. На секунду вспоминается ощущение пластиковых насадок на пальцах – память тела. Это нормально, это бывает. Память тела живет до года.

И эти сны – повторяющиеся тоскливые сны, – врач говорит, что это тоже нормально. То есть, раньше такого у меня не было, но ведь все бывает когда-то впервые.

А вот болей, тошноты и разбитости нет. Я сторонник мягкого выключения – в этом все дело. Я всегда прошу, чтобы приговор исполняли во сне. Как свиньи пугаются мясника на убое и отравляют паникой свое мясо, так и эти отравляют страхом все тело во время казни – ходишь потом неделю разбитый. А когда их выключают незаметно, во сне – причем после радостного известия о помиловании, – это совершенно другое дело. У них тогда, наоборот, эндорфины, гормоны счастья…

Такая казнь – это, конечно, дополнительные затраты: платить адвокату, платить тюремному персоналу, то-се, – но я могу себе это позволить. И переплачивать за каждое тело пятнадцать процентов – тоже могу. Единственное – и здесь у меня очень четкие принципы – подбор тел, всякие там маркетинговые ходы, сбор улик, фото– и видеосъемка, судебные издержки – это все за счет фирмы. Они каждый раз пытаются торговаться, но я стою на своем. Хотя, конечно, в профессиональном плане у меня к ребятам из «Хьюман» претензий нет. Отличная, например, эта шняга с подсадкой в птиц. То есть сразу – идеальная целевая аудитория. Молодые, здоровые, романтично настроенные, безденежные (значит, не наймут адвоката, а воспользуются предоставленным), женатые (значит, без проблем в половой сфере)…

Я люблю брать тела сразу парами, могу себе это позволить. Может быть, кто-то сочтет это извращением – но пусть он сначала добьется моего статуса, социального или хотя бы финансового, пусть подселится единовременно в двадцать тел, пусть научится управлять ими слаженно, а потом уже высказывает обо мне свое мнение. Да, мне нравится совокупление собственных тел. Гораздо лучше и интереснее, чем обычная мастурбация, и гораздо удобнее, чем половой акт с кем-то внешним. Ты и мужчина, и женщина одновременно, слегка смещаешь фокус то на женское тело, то на мужское. Ты точно знаешь, чего и как тебе хочется, не нужно никому угождать. При этом тела – если раньше они были парой – физиологически хорошо совместимы и, образно выражаясь, помнят друг друга.

Немного, правда, смущает эта вчерашняя история с новой парой. Все было вроде бы замечательно, мы приближались к оргазму, я слегка сместился в мужскую сторону (но самую малость, чтобы и женщину чувствовать тоже) – и вдруг, на пике, уже на подходе, я перестал распознавать ее тело. Ну, то есть, я вообще не ощущал его как свое. А ощущал как чужое – горячее, влажное, постороннее женское тело. Дальше – хуже. Я и мужское на секунду почти перестал ощущать. В каком-то мареве, в каком-то облаке все, как будто я вот-вот потеряю сознание. А потом боль – сильнейшие спазмы в районе солнечного сплетения. Как будто там, внутри меня, билась птица в смертной тоске. И вот тогда я, сам не знаю, зачем, прошептал: «Алиса» – и эта боль, эта тоска вышли из меня вместе с семенем, как будто вырвалась птица…

Конечно, я сразу пошел к врачу, оба тела на консультацию. Меня наблюдает лучший в городе специалист, могу себе это позволить. Очень внимательный, очень опытный доктор, я полностью ему доверяю. Он долго расспрашивал – как скоро восстановилась после акта чувствительность тел, как часто тревожат неприятные сны, какие еще симптомы. Я рассказал ему все в деталях.

Насчет моих снов и этой деперсонификации он сказал, что такое бывает: память тела живет до года. А что касается ощущения, будто кто-то за мной следит, стоит у меня за спиной, – это, он сказал, тоже нормально, многие подселенные описывают схожий симптом в первые месяцы после имплантации: небольшой конфликт тела и нового ОС. Что-то вроде фантомных болей – тело пытается «отыскать» своего прежнего хозяина.

Но на всякий случай он, конечно, провел проверку на аппарате, не осталось ли фрагментов чужого сознания. Волноваться не о чем. В обоих телах все чисто.

Интересно, где я слышал стихотворение про «злачные пажити»? Постоянно вертится в голове одна строчка.