Читать книгу "Полночный полдник - Марта Акоста"

— Годзира — политический персонаж, а сам фильм был аллегорией разрушений Второй мировой войны, — заявил он. — Однако название фильма изменили на «Годзилла», дублировали его, и весь мощный символизм пропал.[51]

Я потрясенно уставилась на него.

— Ты даже не представляешь, как поразительно то, что ты сказал! Свою последнюю работу — цикл из двух новелл — я написала под влиянием «Франкенштейна» и политической составляющей в творчестве Мэри Уолстонкрафт и Мэри Уолстонкрафт-Шелли. Одна новелла рассказывает о попытке человека создать жизнь и красоту, вместо которой он создает ужасное существо, после чего отрекается от него. Это существо одинокое, но разумное. Как оно воспримет отторжение? И кто на самом деле чудовище?

— Звучит просто здорово, — одобрил Скип. — Вот. — Он вынул визитную карточку со своим именем и лос-анджелесским адресом. — Если захочешь прислать мне какую-нибудь работу, я с удовольствием посмотрю.

— С радостью сделаю это. — Я вытащила ручку из сумочки и принялась калякать на салфетке. — Вот мой телефон, если вдруг кому-нибудь понадобится человек, пишущий на мои темы.

Свернув салфетку, Скип положил ее в карман и поднялся.

— Мне нужно бежать. У меня сейчас сплошная головная боль — этот придурочный сценарист сдал совершенно сырой сценарий и отказывается его дорабатывать. Рад был побеседовать с тобой, Милагро. Будем на связи.

Я была в приподнятом настроении и под влиянием нашей беседы, и из-за того, что познакомилась с настоящим продюсером. Я так обрадовалась, что даже на время позабыла о своих проблемах. В моем желудке начались странные спазмы. Мне нужно было поесть, и я жаждала сырого, сочного фарша. «Только не это!» — подумала я. Не надо быть выпускницей ПУ, чтобы понять: тяга к сырому фаршу — плохой симптом для того, кто недавно вступал в контакт с жидкостями вампирского организма. Я отправилась к метро, чтобы доехать до станции, возле которой есть супермаркет.

Миновав кулинарию, я двинулась в мясной отдел. Я выбрала кусок говядины на ребрах, темно-красный, блестящий и влажный под целлофаном, и изо всех сил попыталась почувствовать отвращение вместо восторга. Мне хотелось разорвать упаковку и высосать из мяса всю кровь, до последней капли, но даже в этом пресыщенном бандитскими разборками городе такое поведение сочли бы неприличным.

Я взяла такси, потому что идти пешком к дому Мерседес было страшновато. Когда мы подъехали к дому, я попросила водителя не уезжать, пока за мной не закроется дверь и я не окажусь в безопасности. Оглядевшись и никого не увидев, я медленно выбралась из такси и рванула вверх по ступеням к входной двери. Водитель умчал прочь, а я трясущимися руками отперла замок, заскочила внутрь и захлопнула за собой дверь. Потом заперла ее и снова проверила замок.

Только после этого я поднялась наверх, в квартиру Мерседес. Оторвав кончик упаковки с мясом, я поднесла ее ко рту и принялась пить красную жидкость, наслаждаясь ее землистым, минеральным привкусом. Высосав всю жидкость, я разорвала упаковку и начала вылизывать мясо и пластиковый поддон.

Я считала, что вполне могу свыкнуться с вампиризмом, но мне не хотелось быть одной из них. Если, конечно, дело было в этом.

Значило ли это, что я не принимаю их такими, какие они есть? Может, я страдаю невежественными предрассудками? И я тут же задалась вопросом: вдруг у Освальда тоже есть какие-нибудь предрассудки в отношении меня, кроме несправедливого мнения, что со мной один геморрой? Вот такие жуткие мысли обуревали меня, когда я жевала краешек сырого мяса.

Потом я попыталась читать, но поймала себя на том, что просто пялюсь на страницу и ничего не понимаю. Я продолжала размышлять о тех, кто родился чудовищем, и тех, кто таким чудовищем стал по воле случая. Мне хотелось верить в искупление, но не только для беспутного красавчика Себастьяна из «Возвращения в Брайдсхед», а еще и для таких людей, как ОТБРОС, чудовище Франкенштейна и, возможно, даже моя мать Регина.

Мне казалось, что существует некая связь между книгами о чудовищах и «Брайдсхедом» и что, если я найду ее, она послужит мне уроком. Не успела я как следует обдумать эту мысль, как в дверь позвонили. Я спустилась на первый этаж и заглянула в глазок входной двери. Там я увидела курьера с огромными свертками.

— Да! — крикнула я.

— Доставка для Очоа-Макферсон.

Я открыла дверь и расписалась за свертки. Их доставили из дорогого магазина, специализирующегося на импортном постельном белье. Я подумала, что на Мерседес это не слишком похоже, потому что обычно она совершала очень практичные покупки.

Я позвонила Мерседес и осведомилась:

— С каких это пор ты покупаешь крутое бельишко?

— Мне кажется, тебе вчера отшибли cabeza.[52]О чем ты толкуешь?

— Только что тебе доставили с курьером несколько свертков. Мне показалось, что ты захочешь узнать об этом.

— Я ничего не заказывала. Открой и посмотри, что там.

Мерседес ждала на телефоне, пока я при помощи ключа рассекала упаковочную клейкую ленту. Внутри лежало красивое и мягкое шелковое одеяло на пуху и комплект белья из египетского хлопка.

— Там одеяло и набор белья, — сообщила я. — Можно с полной уверенностью утверждать, что их прислал Иэн.

— Он не должен был этого делать.

— Такова их культура. Они очень щедры. — Я рассказала Мерседес о своей восхитительной встрече со Скипом, а еще о том, что я увижусь с Сайласом позже.

— Ты выдержишь столько событий за один день?

После своей причудливой закуски я чувствовала себя вполне удовлетворенной.

— Да, у меня все хорошо.

Сайлас позвонил, как и обещал, и продиктовал мне адрес клуба.

— Туда пус-скают только членов, — сообщил он, — так что, пожалуйс-ста, не разглашайте информацию. Вы ведь понимаете, что по-прежнему ес-сть люди, которые хотят навредить нам.

Я понятия не имела, существует ли в этом клубе дресс-код, но все равно надела джинсы, футболку с джемпером и кроссовки. Я чувствую себя менее уязвимой в ночное время, если не привлекаю лишнего внимания и могу бегать. Я решила, что сумочку брать не стоит, и положила свои телефон, деньги и удостоверение личности в карман.

Прежде чем выйти, я спряталась за занавеской и немного постояла там, глядя на улицу через окно. Я смотрела минут пять, дабы удостовериться, что никто не затаился во тьме и не скрывается между автомобилями на стоянке. Голубоватый свет галогенных фонарей, которые размещались на значительном расстоянии друг от друга, выхватывал лишь небольшие участки тротуара.

Однако мое ночное зрение, которое с момента первого заражения было великолепным, стало еще лучше. Какой-то viejo[53]выгуливал занюханного терьера, и контуры обеих фигур очерчивало изящное фосфоресцирующее сияние. Я была восхищена своей новой способностью, удивительной и жутковатой. Правда она не уравновешивала другие побочные эффекты моего недавнего заражения.