Читать книгу "Зовите меня Апостол - Р. Скотт Бэккер"

Почти улыбнулась. Ага, гром победы раздается!

— Ты со всеми бабами так?

Я взял ее за руки. Может, еще не все потеряно?

— Нет, только с умными, отлично образованными, находчивыми нимфоманками.

— Нимфоманками?! — заорала она. — Это что теперь — комплимент?

И рассмеялась — хорошо так рассмеялась. Я уж решил — справился. В самом деле так подумал.

Но она внезапно толкнула меня в грудь, отступила, глядя вниз, покачала головой.

— Нет, мистер Апостол Мэннинг, я вам залезть в мои трусы не позволю. Я серьезно. Я пытаюсь сделать карьеру. Апостол, я хочу строить свою жизнь, понимаешь, жизнь! Я уже не говорю про несчастную Дженнифер! Но мистеру Апостолу Мэннингу на это наплевать. Ему ни до чего нет дела! Наверное, Апостол думает…

И так далее. Загоняем себя в бешенство. Я, конечно, помню всю тираду, но вы наверняка слышали подобное не один раз. Вам, быть может, знакомо чувство безмерного, вялого, безразличного отвращения, вдруг заполняющего мир от края до края? Такое бывает, когда супруги ссорятся.

Самое главное: когда она помянула «мертвую Дженнифер», во мне будто на рычаг нажали. Я и сам не понял, как «мертвая Дженнифер» сделалась для меня ключом к чему-то важному.

Чему-то странному.

В памяти всплыло:

— Да то, что он не вождь, а гнусный мошенник и убийца! — выкрикнула миссис Бонжур.

— Мистер Мэннинг, вам нужно понять нас, обязательно. Если не поймете — потратите зря время и силы, исследуя нас, копаясь в наших делах. А ваши силы и время нужны Дженнифер. Для нее это вопрос жизни и смерти, — сказал Ксенофонт Баарс.

— Мы же справимся, верно? Спасем бедную девушку! — сказал Калеб Нолен набитым чипсами ртом.

У меня такое случается: прошлое врывается в явь, будто слон в посудную лавку.

А в это время некто мистер Мэннинг изрек:

— У меня успокоительное есть, ксанакс.

Я и оскорбить ее не особо старался. Сам только и думал про таблетки счастья в моих закромах.

Молли уставилась на меня в ужасе.

— Хочешь ксанакс? — повторил я безмятежно. — Тебе он, наверное, нужен больше, чем мне.

Она выскочила наружу, не закрыв дверь за собой, затем грохнула дверью в свою комнату, соседнюю с моей, с такой силой, что закачались аляповатые цветочные натюрморты на стене. Можно было и без лишнего шума обойтись.

— Истеричка! — заорал я.

Но из-за стены донеслась лишь телемузыка — звуки заставки к игре «Риск».

Это правда, честное слово — она включила эту гребаную игру!

Из-за таких женщин я счастлив трахаться с секретаршей.

Видно, ее словечко «социопат» повернуло в ваших головах кое-какие шестеренки. Потому скажу: мой армейский мозгодер в социопатии мне отказал. Вся нутряная механика для общественной жизни у меня имеется — все без остатка дерьмо, обозванное заумными словечками вроде «сострадания», «чувства вины» и «стыда». Чтобы понять мое состояние, представьте себе долгий-предолгий занудный брак, когда дерьма, криков, сцен и вранья накопилось столько, что уже все осточертело и стало безразличным. Приблизительно так я себя и чувствую все время.

Я не социопат, но душа моя в мозолях со слоновью шкуру толщиной.

Все ж таки корка их не сплошная. Наверное, я не социопат в общем, а только в практическом и романтическом отношении. По идее, я должен себя чувствовать виноватым, стреляя денежки у честного народа, соблазняя их помочь Бонжурам нанять меня, — а мне-то Бонжуры уже заплатили. Но я думаю про Вегас, шлюх, «Джим Бим»[32]— и улыбаюсь.

Цирк, господа. Мелкие подонки начинают и выигрывают.

Возможно, я — первое приближение к социопату, от оригинала почти неотличимое, за исключением тех странных времен, когда вся недочувствованная вина, весь стыд наваливаются разом и я пытаюсь прикончить себя.

Я прокручивал в голове ссору с Молли, пока ехал в центр, в бар «Легенды», где Дженнифер в последний раз видели живой. Прокручивая, уверился: душевно бедняжке вломил. Я, как и вы, воображаемые драки всегда выигрываю. Я уже приготовился добить несчастную Молли последним сокрушительным аргументом, как заметил вывеску на углу Талбот и Росс. Ну и дыра: стены облупились, окна изнутри прикрыты, неоновые лампы вывески сдохли — светилось только «Леге».

Как раз по мне местечко — вроде школы в июле, вовсе не классно.

Я не социопат, я умникопат. Жопоголовый остряк, бля.

Я себе не так уж часто вру. Не притворяюсь, что работаю по делу, когда попросту захотелось выпить. Был, есть и буду завзятый фанат бухла.

Я люблю назюзюкаться до бесчувствия, потому что чувства меня достали.

Но проблема в том, что бухло превращает меня в раскисшего слюнтяя. Повернет в нужную сторону, подпихнет — мол, жизнь хороша, ребята, — но само же подножку подставит. Прыгнешь в кайф будто в небо и шлепнешься наземь. И чем выше взлетел, тем сильнее.

Спросите: зачем пить? Стоит ли биться лбом о закон психологического тяготения? Зачем прятаться в бутылке, если все равно найдут?

Точно так же я могу спросить вас, для чего вы тратите деньги на лотерейные билеты. Законы вероятности никто не отменит.

Но ведь никогда наперед не знаешь, правда? Ведь можешь выиграть, можешь! Именно потому я и пью. Я верю: однажды отыщу идеальную бутыль «Джека», «Джонни» или «Канадского клуба» и полечу, полечу… прямиком на орбиту.

Кайф навсегда.

А еще на бухло не так подсаживаешься, как на крэк.

И вот я в «Легендах», притворяясь работающим по делу, желая надраться и оглядывая танцплощадку в поисках мяса посвежее. Место унылое, с отсыревшими кирпичными стенами, затхлое, будто трусы, завалявшиеся на дне короба с грязным бельем. Кошмар астматика.

Я ожидал чего-то в этом роде, но заодно и толпу народа, свежевымытого и сверкающего новинками сельской моды: джондировские кепки,[33]блестящие побрякушки бегемотовых размеров, кожаные куртки и прочее в том же роде. А стоило вспомнить: ведь был-то вечер рабочего дня в маленьком городке. Боже мой, что за дыра! Мертвее Дженнифер.

И я стою посреди, дурак дураком — обычное ощущение забредших в пустой ресторан или бар. Смотрю в сумрак, моргаю и начинаю жалеть себя… бедняжка, совсем один посреди пустого «нигде».

Над танцплощадкой крутилось, мелькало и светилось, две широкополые разодетые цыпочки дергались под музыкальный грохот, глядя куда-то под потолок, чтобы не встречаться глазами с мужчинами. Те сидели в полумраке за столиками, горбились и глазели. Ни гомона, ни визга, ни хохота. Гостиная с нервничающими незнакомцами.