Читать книгу "Дом Евы - Садека Джонсон"

что, у тебя задержка?

Элинор кивнула, чувствуя давящую тяжесть тревоги.

– У нас же обычно максимум день разницы.

Надин села рядом с Элинор и открыла золотой портсигар. Затянувшись как следует, она произнесла:

– Не стоит паниковать. Может, это ложная тревога. Ты же в последнее время испытывала сильный стресс, так?

– Ну да. – У Элинор уже лихорадочно крутились в голове все самые ужасные варианты. Месячных нет, выгонят из общежития, исключат из университета, обратно на автобусе в Огайо без диплома, родители будут так разочарованы, что им и смотреть‐то на нее неприятно будет, незаконнорожденный ребенок, порченый товар. И Уильям. Что она скажет Уильяму?

– Так. Что бы ты ни решила, не ходи в университетский медпункт. Слухи пойдут по всему кампусу. Я знаю белого врача на другом конце города, который принимает негритянок.

Надин положила сигарету в пепельницу и начала рыться в сумочке в поисках ручки.

– Вот, так его зовут, если я правильно помню. Поищи номер в телефонной книге. – Она протянула Элинор листок бумаги. – Позвони туда сейчас, пока не стало слишком поздно.

Элинор повезло, ее обещали принять прямо завтра. Пришлось пропустить два занятия и поехать на автобусе на северо-восток города. Казалось, колеса автобуса попадают в каждую выбоину, и ее трясло так, что постепенно начало тошнить. Просто укачивает, решила Элинор. Но одновременно чувство было такое, будто что‐то завладело ее телом.

Прием у врача прошел очень спокойно. Элинор велели сдать мочу и написать на пластиковом стаканчике свое имя и дату рождения. Бледнокожая медсестра в мешковатой белой форме велела Элинор позвонить в приемную шестнадцатого мая.

– Это две недели. Почему так долго? – встревоженно спросила Элинор. Она почему‐то думала, что узнает результаты сразу. Если ждать две недели, она же с ума сойдет от беспокойства.

Медсестра поправила свою белую шапочку.

– Вы слышали про тест Хогбена?

– Нет, мэм.

– Такое стоило бы объяснять в школе. – Она что‐то написала на планшете. – Вашу мочу мы отправим в лабораторию с лягушками в Вирджинии. Там они впрыснут ее лягушке, и если на следующее утро лягушка начнет метать икру, значит, вы беременны.

На надежный тест это было как‐то непохоже.

– Я вас уверяю, за все годы моей работы медсестрой ошибки не было. А я ужасно древняя, – подмигнула она и протянула Элинор желтый листок бумаги.

Следующие две недели Элинор старалась не слишком дергаться насчет результатов, а вместо этого серьезно занялась подготовкой к итоговым экзаменам за курс. Но Уильяму она, по совету Надин, ни слова не сказала.

– Мужчинам не стоит знать больше того, что им нужно знать, – сказала она, а потом в своей типичной манере заявила, что Элинор надо сходить в кабаре, это ее отвлечет от проблем.

Уильям собирался всю ночь готовиться к следующему экзамену по медицине, так что у Элинор не нашлось отговорок. А еще у нее не было сил спорить, когда Надин полезла выбирать для нее летнее платье.

Ровно через две недели после визита к врачу Элинор встала рано утром и проскользнула в деревянную телефонную кабинку в конце коридора, задвинув за собой стеклянную дверь. Руки у нее так тряслись, что она несколько раз сбилась, набирая номер, – не попадала пальцами в отверстия с цифрами. Наконец она дозвонилась, подождала – ждать пришлось, по ощущениям, минут десять, – к телефону подошла медсестра и сообщила ей результат.

– Положительный.

– Что это значит? – спросила Элинор, отчаянно надеясь, что не так поняла.

– Что вы беременны, дорогая.

Элинор стало трудно дышать. Стенки кабинки будто надвигались на нее, не давая крови приливать к мозгу. Слова медсестры превратились в белый шум. Она слышала только «положительный». Результат положительный. То есть она беременна. Как такое могло случиться? Ей же всего девятнадцать, два года до окончания колледжа.

– Спасибо. – Больше нечего было сказать, так что она повесила трубку.

Было рано, и те девушки, которым не нужно было бежать на лекцию в восемь утра, до сих пор спали. Элинор сползла по стенке телефонной кабинки, прижала колени к груди и плакала, пока глаза у нее не опухли, а ноги не затекли. Хорошо было бы принять душ, это помогло бы ей прийти в себя и все обдумать, но Элинор была не в состоянии сдвинуться с места.

Ей нужна была мама. Единственный человек в ее жизни, который всегда знал, что делать. Но новости ее раздавят – она ведь столько работала, чтобы Элинор могла учиться в Говарде. Разъезжала по окрестностям, пекла ночами, спорила с отцом Элинор, когда тот настаивал, что на сэкономленные деньги надо купить новую машину вместо старой, потрепанной. Той самой, которой они оба пользовались, чтобы зарабатывать на жизнь. Но выбора не оставалось: Элинор поднесла трубку к уху и набрала номер, как ни боялась этого, заказав вызов за счет вызываемого абонента.

Мать приняла вызов.

– Что случилось, солнышко?

– Откуда ты знаешь, что что‐то случилось?

– Потому что сейчас утро. Высокие тарифы. Давай, рассказывай, не нагоняй мне сумму счета. – Мама усмехнулась, но даже сквозь потрескивание статики, привычное для их разговоров, Элинор слышала, что она нервничает.

Элинор обычно звонила домой один раз в неделю после десяти вечера, когда тарифы снижались. Она представила, как мама стоит в кухне и вытирает плиту. Она так часто делала, когда нервничала, поэтому поверхность плиты всегда блестела.

– Мама.

– Да?

Элинор ощутила, как внутри у нее слипаются в единый комок волны страха, вины и стыда, как все это встает у нее в горле, мешая говорить.

– Рассказывай давай, солнышко.

– Я… беременна. – Она сказала это тихим, слабым голосом, как ребенок, которому больно разочаровывать маму.

На том конце трубки воцарилась такая мертвая тишина, что Элинор засомневалась – вдруг она слишком тихо говорила и ее слова не долетели на такое расстояние? Но потом, после парочки потрескиваний, мама наконец спросила:

– От того доктора?

Во время еженедельных разговоров Элинор рассказывала маме все-все про Уильяма. От первого свидания в театре «Линкольн» до того, как он забирал ее с работы в магазине, описала во всех подробностях его дом, похожий на замок, и встречу с его добрым отцом и высокомерной матерью. Элинор нарисовала сказочную картинку, а теперь вся эта сказка исчезла.

– Он еще не доктор. Но да, ребенок Уильяма.

– А у него не будет повода в этом усомниться?

– Мама! Это что вообще значит?

– Давай-ка не заводись. Я знаю, как с такими вещами бывает, – громко вздохнула мать. – Ну что ж, ничего не остается, кроме как выйти замуж.

Элинор накручивала вокруг пальца белый телефонный шнур.

– Я не такого брачного предложения хотела.

– А тебе