Читать книгу "Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны - Коринна Кур-Королев"

от разрушений в Пушкине мемуарист описывает с большой озабоченностью:

Этот дворец царицы Екатерины II некоторое время находился на линии фронта и даже сейчас [т. е. когда в нем жил Пёнсген] еще периодически подвергается обстрелу тяжелой артиллерии, так как там размещался наблюдательный пункт подразделения СС. Внешние стены еще стояли, поэтому при подъезде к дворцу через чудесный парк впечатление поначалу было почти мирное. Но потом, когда, подойдя ближе, я увидел, что в окнах и в стеклянных дверях не осталось ни одного целого стекла, что внутри груды обломков под зияющими отверстиями в потолках являли взору безотрадную картину разорения, что произведения искусства всех видов, как никчемный хлам, лежали на ступеньках лестниц, на этих кучах обломков, на разломанной, разодранной мебели, а то и вовсе во внутренних дворах под открытым небом, – при виде этого можно было окончательно потерять веру в ценность всего прекрасного312.

Будучи сотрудником Государственного управления дворцов в Берлине, Пёнсген прекрасно разбирался в том искусстве, образцы которого находились в царских дворцах под Ленинградом, особенно в живописи XVIII века. История Янтарной комнаты, изначально предназначенной для Шарлоттенбургского дворца и подаренной Петру I прусским королем Фридрихом Вильгельмом I в 1720 году, ему, несомненно, была известна. Собственно, «комната» представляла собой комплект деревянных стеновых панелей, покрытых орнаментом из янтаря. Их проект приписывается прусскому придворному архитектору Андреасу Шлютеру или его конкуренту Иоганну Ф. Эозандеру фон Гёте. В России панели сначала не использовались, но впоследствии по желанию Елизаветы Петровны их установили в одной из парадных комнат Екатерининского дворца. Поскольку панели не полностью покрывали стены, к ним пристроили зеркальные пилястры и позолоченные деревянные резные элементы в стиле барокко. Во время царствования Екатерины II добавили еще цоколи, вырезанные из янтаря, и четыре флорентийские каменные мозаики. В таком виде Янтарная комната с 1770 года стала неотъемлемой частью великолепного убранства Екатерининского дворца. Здесь же разместилась и ценная коллекция изделий из янтаря313.

Янтарная комната была в списке художественных сокровищ, которые подлежали возврату в рейх как «произведения немецкого происхождения»314. Поэтому представляется оправданным предположение, что командировка Пёнсгена сопровождалась приказом принять участие в так называемом обеспечении сохранности Янтарной комнаты. Его первое впечатление, по-видимому, было удручающим:

Теперь, в помещении, лишенном окон, она подвергалась всевозможным вредным воздействиям погоды. Различные куски янтаря и мозаичные медальоны уже были выломаны из стен или, разбитые, валялись на полу. Тут необходимо было вмешаться как можно быстрее, чтобы охрана этого произведения искусства еще имела хоть какой-то смысл. Каждый день мог принести новые утраты вследствие актов вандализма, краж или прямых попаданий. Я подал соответствующий рапорт и получил приказ незамедлительно демонтировать со строительной ротой эту драгоценную, состоявшую из нескольких панелей облицовку стен и распорядиться о ее перевозке в безопасное место315.

Это описание отражает состояние памятника в первой половине октября. Отмеченные разрушения нельзя объяснить прямыми последствиями боевых действий, ведь от артиллерийского обстрела во время взятия города сильно пострадал только большой зал в центре дворца. А окна в бельэтаже, в том числе в Янтарной комнате, были забиты деревянными досками и поэтому не разбились под непрерывным огнем, как многие другие. Значит, комната была разгромлена, вероятнее всего, вскоре после захвата Царского Села немецкими войсками. Говоря о «новых утратах вследствие актов вандализма, краж…», Пёнсген недвусмысленно дал понять, что там происходило.

После войны часто ставился вопрос: почему Янтарную комнату не эвакуировали? По воспоминаниям Лемус, в первые недели войны возможность захвата дворца немцами даже не рассматривалась, поэтому в первую очередь принимались противопожарные меры: потолки большого зала и церкви покрыли слоем суперфосфата, ковры уложили на паркет лицевой стороной вниз и засыпали песком, повсюду расставили ведра с водой и емкости с песком. Когда обстрел усилился, успели забить досками половину окон дворца. Янтарные панели в защитных целях заклеили шелковой бумагой316. Кучумов же в своей книге, написанной много лет спустя, подчеркивает, что эвакуация планировалась, но при попытках снять панели янтарь начинал отваливаться от деревянной основы. Тогда, во избежание слишком большого ущерба, музейные работники вместе с представителями Ленинградского городского совета приняли решение оставить Янтарную комнату на месте. Для защиты панели покрыли марлей и ватными чехлами, а окна заколотили досками в два слоя317. Обо всем этом не говорится в воспоминаниях Кучумова, опубликованных ранее, что и не удивительно, ведь он покинул Пушкин всего через несколько дней после нападения немцев, с первой партией эвакуированных экспонатов. Следовательно, в более поздней публикации он сообщал сведения из вторых рук и, предположительно, с намерением оправдать себя, потому что его, отвечавшего за эвакуацию, могли обвинить в утрате Янтарной комнаты.

В журнале боевых действий 50‐го армейского корпуса есть запись от 1 октября о том, что Пёнсген и Сольмс были уполномочены командующим 18‐й армией генералом фон Кюхлером «осуществлять в подчиненном ему районе изъятие и сохранение предметов искусства»318. О конкретных обстоятельствах, о ходе операции и сотрудничестве между двумя искусствоведами ничего не известно. Пёнсген нигде в своем отчете Сольмса не упоминает; а Сольмс в послевоенных показаниях высказался туманно в том смысле, что, по его воспоминаниям, Пёнсген в демонтаже Янтарной комнаты не участвовал319. Поскольку они встречались во время войны, когда были «офицерами-сборщиками» и подчинялись начальнику армейских музеев320, то после войны они, безусловно, ясно сознавали, что оба считаются соучастниками хищения произведений искусства, осуществлявшегося нацистами на территории Советского Союза; поэтому они избегали обвинять друг друга.

4 октября в журнале боевых действий 18‐й армии записано, что Сольмс получил рабочий отряд с задачей «очистить Детскосельский дворец»321. Демонтаж Янтарной комнаты и вывоз ценных картин и мебели в Красногвардейск состоялись, согласно журналу боевых действий командования 50‐й армии, в последующие дни: «Красногвардейск. Вывоз в Кенигсберг предметов искусства, изъятие и сохранение которых осуществлено художественными экспертами ротмистром доктором графом Сольмсом и капитаном доктором Пёнсгеном в Гатчине и Пушкине, в том числе настенных панелей Янтарного зала из дворца в Пушкине (Царском Селе)»322. Последующие донесения, которые Сольмс, несомненно, должен был готовить для вышестоящих инстанций, не сохранились, нет и инвентарных списков или фотографий. О количестве вывезенных в то время произведений искусства есть только расплывчатые показания Сольмса. В письме советнику посольства Райнхольду фон Унгерн-Штернбергу, офицеру связи Министерства иностранных дел, Сольмс говорил о пяти вагонах, в которых находились не только панели Янтарной комнаты, но и мебель, а также 300 картин из пушкинских и гатчинского дворцов323.

В воспоминаниях, написанных Сольмсом много лет