Читать книгу "Парижане и провинциалы - Александр Дюма"

Мартино глазами велел колбаснику замолчать. Тот ответным жестом руки показал, что его куму нечего опасаться.

— Вот, клянусь честью, — сказал г-н Пелюш, окуная в яйцо узкий ломтик хлеба длиною в двадцать пять сантиметров, — вот прекрасно воспитанная собака.

— А как скромно она себя ведет! Посмотрите, отец, — произнесла Камилла, опуская на голову Фигаро свою изящную белую руку.

— Смело могу вам сказать, что по части скромности Фигаро не имеет себе равных.

— О отец! — воскликнула Камилла. — Его зовут Фигаро. Какое красивое имя! Но он вовсе ничего не просит.

— Конечно, он не просит, — пробормотал колбасник. — Он и не утруждает себя просьбами, мерзавец: он берет.

— Кум! — перебил его Мартино.

— Дело в том, — продолжал Баке, желая исправить зло, которое могло причинить его замечание, долетевшее, впрочем, лишь до ушей Мартино, — дело в том, что, как сказал мой кум, по части скромности ему нет равных.

— Как и в охотничьем деле, — добавил хозяин «Золотого креста».

— А-а! Он охотится?! — вскричал г-н Пелюш. — Такты охотник, дружище?

— На три льё кругом нет ни одной собаки, за исключением Мандрена, собаки господина Мадлена, умеющей выслеживать лучше этого молодца.

— Как! Он умеет выслеживать? — спросил г-н Пелюш.

— Умеет ли он выслеживать?! — подхватил Мартино. — Слышишь, куманек, господин спрашивает, умеет ли Фигаро выслеживать?!

— Как жандарм, — ответил колбасник, восхищенный тем, что может вставить словцо, слышанное однажды им в разговоре и казавшееся ему как нельзя более остроумным.

— И кого же он ловит? — спросил г-н Пелюш, серьезно восприняв шутку кума Баке. — Бродяг, воров?

— Ха-ха! — рассмеялся папаша Мартино. — Нет, должен сказать, что до этого дело не доходит, он выслеживает кроликов.

— Он выслеживает кроликов?

— Как патруль.

— Эти дьявольские создания, я видел их сегодня утром в вересковых зарослях…

— В вересковых зарослях Гондревиля?

— Возможно… Я определил, что это вереск, поскольку он пользуется большим спросом в цветочном деле. Но я не знаю, называются ли эти вересковые заросли Гондревильскими. Так ваша собака, ваш Фигаро — по-моему, вы так ее называли — выслеживает этих животных, которые бегают как тысяча дьяволов?

— Она их выслеживает!

— А куропаток она тоже выслеживает?

— О! Куропатки, — сказал колбасник, — тут она сильна.

— Вот как! Но не такая уж заслуга, как об этом говорят, убивать дичь, когда имеешь собаку, способную ее выследить.

— Да, — заметил Мартино, — это весьма облегчает дело. Говорят, что охотник делает собаку, я же переиначил бы эту пословицу и сказал: собака делает охотника.

— И я думаю, что вы правы, сударь, — подтвердил Пелюш, откидываясь назад. — С собакой, способной так выслеживать дичь, я берусь убить столько же кроликов и куропаток, как мой друг Кассий. Вот только действительно ли Фигаро так смышлен, как вы об этом говорите?

— Хотите посмотреть, как он работает?

— Что?! Посмотреть, как он работает?

— Да, хотите взглянуть на него в деле?

— Если это не займет у нас много времени и если для этого не придется слишком далеко ехать…

— Ах! Боже мой, это дело пяти минут, всего-то и требуется выйти в сад.

— Так идемте, черт возьми! Идемте же! — сказал г-н Пелюш, вставая.

— А ваш кофе, отец? — спросила Камилла.

— Мы выпьем его, когда вернемся. Господин Мартино позаботится о том, чтобы он не остыл.

— Это дело Огюста, я же пойду с вами. Хотите взять ружье Огюста? Оно заряжено.

— О! — вскричал г-н Пелюш. — У меня есть свое собственное, сударь.

И, вытащив ключ из кармана, г-н Пелюш приготовился открыть футляр и извлечь из него свое оружие.

Ружье, привезенное из Парижа, всегда диковина для провинциальных охотников, а поскольку в провинции каждый житель — охотник, то Баке подошел, отойдя от двери, а Огюст приблизился, оставив плиту, чтобы посмотреть, что за шедевр появится из столь изящного ларца.

Никто не остался в стороне, даже Фигаро: догадавшись, о чем идет речь, он поднялся с подстилки, подошел к комоду, на котором лежал футляр, и, встав на задние лапы, передними оперся на поверхность комода.

— Посмотрите-ка на эту хитрую бестию, — сказал Мартино, — он уже угадал, в чем дело. Да, моя собачка, да, мы сейчас покажем охотнику из Парижа, на что мы способны.

— Прошу прощения, — произнес кум Баке, видя, как отдельные части драгоценного оружия, лежащие в футляре, постепенно соединяясь друг с другом, принимают облик ружья, — прошу прощения, ну и роскошь!

— А! Сразу видно хорошее ружье! Чего уж тут говорить, — заметил Огюст.

— А дело обстоит так, — решил перещеголять всех Мартино, — что я никогда не видел ничего подобного. О, никогда, никогда в жизни!

— Хотите посмотреть на него поближе? — сказал владелец ружья, весь раздувшись от гордости и обращаясь к Огюсту.

— Да, это доставит мне удовольствие, признаюсь вам.

— Ну что же, вот оно, я доверяю его вам, молодой человек. И г-н Пелюш подал ему ружье.

Огюст, прежде чем взять оружие, вытер о фартук руки и сразу же, с видом настоящего знатока, взвел курки, на что никогда не отваживался г-н Пелюш.

— Какое удобное, — заметил он, продолжая вскидывать ружье к плечу. — И целиться хорошо! Тот, кто не посылает из этого ружья в цель три выстрела из четырех, просто мазила: вот мое мнение.

— Извините за нескромный вопрос, — проговорил кум Баке, — сколько стоит подобное ружье?

— Подобное ружье… — отозвался Огюст, так и этак вертя в руках ружье.

— Угадайте! — сказал Пелюш.

— Подобное ружье… — повторил Огюст, — если вы заплатили за него три тысячи, то это совсем недорого.

— Мастер, изготовивший его, утверждает, господин Огюст, что оно обошлось ему почти в четыре тысячи франков.

— О! Это меня не удивляет, — заметил Огюст.

— Все равно, — возразил Баке, — это красиво, это великолепно, но надо иметь шальные деньги, чтобы выложить три с половиной тысячи франков за ружье.

— Сударь, — величественным тоном произнес владелец «Королевы цветов», — когда занимаешь в обществе определенное положение и имеешь вес в промышленности, следует поощрять искусство!

— Черт! Конечно, в этом нет ничего плохого, — заявил Баке, — если только можешь себе такое позволить, но надо еще быть в состоянии сделать это. Я бы и хотел, да не могу.