Читать книгу "Улав, сын Аудуна из Хествикена - Сигрид Унсет"

Арнвид нашел маленький ларец, весь окованный змейками мягкого железа; Стейнфинн держал здесь самые драгоценные свои украшения. Им пришлось испытать один ключ за другим, прежде чем они подобрали тот, который подошел к замку.

Сидя на корточках, они перебирали застежки, цепи и пуговицы.

– Вот он, – вздохнув с неописуемым облегчением, сказал Улав.

Вместе разглядывали они на свет перстень с зеленым камнем, оправленным в золото. Арнвид разобрал надпись, сделанную вокруг изображения богоматери с ребенком, сидящих под кровлей дома, и женщины, преклонившей колени рядом с ними: «Sigillum Ceciliae Beornis Filiae» [печать Сесилии, дочери Бьерна (лат.)].

– Хочешь взять перстень? – спросил Арнвид.

– От него, верно, не будет проку для свидетельства, ежели его не найдут у Стейнфинна после смерти, – усомнился Улав.

Они заперли ларец и прибрали в горнице. Арнвид спросил:

– Хочешь соснуть, Улав?

– Нет. Я охотно уступаю тебе черед. Я не устал.

Арнвид лег на скамью. Немного погодя он бодро, словно уже очнулся ото сна, сказал:

– Досадно, что пришлось пойти на это…

– И мне тоже, – дрожащим голосом ответил Улав.

«Не такой уж это тяжкий грех, не может это считаться грехом, – подумал он. – Но это было так ужасно». И он испугался своего проступка, как дурного предзнаменования всей предстоящей ему жизни; много ли приходится человеку свершать дел, кои… кои вызывали бы в нем столь сильное отвращение?..

Они бодрствовали по очереди до самого утра. Улав радовался всякий раз, когда ему доводилось сделать хоть что-нибудь для приемного отца – поднести питье или оправить постель. Наконец рано утром, когда Стейнфинн очнулся от легкой дремоты, он спросил:

– Это вы оба еще здесь? – Голос у него был слабый, но ясный и спокойный. – Подойди ко мне, Улав, – попросил он.

Улав и Арнвид подошли к кровати, Стейнфинн протянул здоровую руку Улаву:

– Коль ты бодрствовал подле меня всю ночь, значит, ты не сильно гневаешься на меня, названый сын мой! Ну, за то, что я не пожелал угодить тебе в деле, о котором мы толковали в тот вечер. Ты был всегда послушен и добр, Улав, – да будет господь милостив к тебе до последнего дня твоего. Именем господа и состраданием его, в коем я столь нуждаюсь, заверяю тебя, Улав: будь я сам себе господин, я бы сдержал слово. Останься я в живых, я был бы счастлив назвать тебя зятем.

Преклонив колена, Улав поцеловал руку приемного отца. Он не мог вымолвить ни слова – хотя в душе его все кричало, взывая открыть Стейнфинну то, что могло бы избавить его, Улава, ото всех тягот. Но стыд и сознание вины замкнули ему уста.

То была последняя беседа Улава со Стейнфинном, сыном Туре. Улав и Арнвид еще спали после полудня, когда пришел Хафтур, сын Колбейна, и разбудил их. У Стейнфинна началось борение со смертью, и все обитатели усадьбы поднялись в верхнюю горницу, чтобы быть при нем.

7

Брат Вегард дал Стейнфинну отпущение грехов in articulo mortis [в момент смерти (лат.)], и тело его достойно предали земле. Други и родичи Стейнфинна говорили на погребальной тризне высокие речи; они клялись, что убийство Маттиаса, сына Харалда, пеней искуплено не будет. Правда, душеприказчики убитого еще не объявлялись, да и жили-то они в других концах страны. В воздухе тогда уже носилось какое-то беспокойство – из селения в селение шла молва о будто бы готовящихся великих событиях. А родичи Стейнфинна распускали слухи, будто те мужи, что ныне станут полновластными правителями в государстве, покуда король и герцог еще малы, – это их други.

Лишь небольшая часть долгов и наличного имущества, а также драгоценностей Стейнфинна была учтена при разделе наследства между его несовершеннолетними детьми. Родичи намекали, что после Стейнфинна, мол, остались несметные богатства, однако же в народе ходили совсем иные толки.

Арнвид, сын Финна, должен был остаться во Фреттастейне с детьми до тех пор, покуда Хафтур, сын Колбейна, не сыграет свадьбу после нового года. А потом Хафтур переселится во Фреттастейн и будет управлять усадьбой вместо Халварда, старшего сына Стейнфинна, пока мальчик не достигнет совершеннолетия.

После того как гости разъехались по домам, братья Стейнфинна остались еще на несколько дней. Вечером, накануне того дня, когда им предстояло спуститься вниз, в долину, мужчины сидели как обычно и пили пиво, а остатки еды уже убрали. Тут поднялся из-за стола Арнвид, сделав знак Улаву, чтобы тот подошел к нему.

– Дело вот какое, Ивар и Колбейн: друг мой Улав, сын Аудуна, просил меня походатайствовать за него перед вами. Незадолго до смерти Стейнфинн распорядился, чтобы Улав ехал домой, в свою отчину, и переговорил со своими родичами об отдарке[50] и об утреннем свадебном даре[51] для Ингунн, раз он теперь заберет ее к себе в Хествикен. Но при нынешних обстоятельствах лучше, пожалуй, завершить эту брачную сделку теперь же и сыграть свадьбу Улава во Фреттастейне, – тогда и нам и его родичам не придется пускаться в дальний путь, когда зима стучится в дверь и неведомо, как обернется дело с убийством. Почему Улав и препоручил мне сказать вам: он предлагает залог – я, в свой черед, тоже готов прозакладывать до шестнадцати марок[52] серебра за него, – в том, что за приданое, которое принесет ему Ингунн, он даст ей во владение треть своего имущества. Это окромя постельного белья, носильного платья и драгоценных уборов, приличествующих высокому положению ее родичей. Улав представит поручительство и в том, что возместит им все свадебные расходы наличными, ежели они того пожелают, либо продаст по сходной цене надел Ингунн в Хиндеклейве, а ей возместит убыток земельными угодьями на юге.

Арнвид еще долго распространялся о тех условиях, которые Улав предлагал родичам будущей жены, а условия те были отменные. Улав сулил также церковные службы за упокой души Стейнфинна и Ингебьерг; он обещал, что все сыны Стейнфинна найдут в нем преданного родича, к тому же покладистого, который станет слушаться советов старших в той мере, в какой подобает человеку столь юных лет. Под конец Арнвид просил родичей Стейнфинна принять посулы Улава по доброй воле и с искренним сердечным расположением.

Братья Стейнфинна слушали Арнвида с таким видом, будто дело это привело их в немалое замешательство. Все время, пока друг его говорил, Улав стоял против него по другую сторону стола. Он стоял выпрямившись, повернув спокойное бледное лицо к дядьям Ингунн. Время от времени он кивал в знак того, что согласен со словами Арнвида.