Читать книгу "Айн Рэнд. Эгоизм для победителей - Дженнифер Бернс"

И правда, в поисках контраргументов к кейнсианской экономике многие из Уилки, группы Рэнд, использовали доводы, популярные во время «позолоченного века» в XIX столетии. Особыми фаворитами были британский философ Герберт Спенсер и его ученик Уильям Грэм Самнер. Многие социологи того времени считали их философию безнадёжно устаревшей. «Спенсер мёртв», – объявил гарвардский социолог Толкотт Парсонс в своей эпохальной работе 1937 г. «О структуре социального действия»[160]. Но для Нока, определявшего себя как «спенсерский индивидуалист» и взявшего за основу своей книги «Наш враг, государство» труд 1884 г. «Личность и государство» Спенсера, тот был ещё вполне живым. В 1940 г. Нок помог переиздать книгу Спенсера и в предисловии от себя добавил: «Этот фрагмент политической истории Британии обладает высокой значимостью для американского читателя». Именно такое издание было в личной библиотеке Рэнд[161].

То, что эта старая традиция должна сохраниться и вновь быть обнаружена Рэнд во время его политического пробуждения, было неудивительно. Как отмечал Ричард Хофстедтер и другие историки, аргументация в пользу laissez-faire в XIX в. пронизала американское общество, в том числе интеллектуальные круги небольших городов, внушая уважение к самым выдающимся национальным университетам. Самнер был одним из самых популярных (если не противоречивых) преподавателей в Йеле, а Спенсер «для большинства современных образованных американцев был великим человеком, непревзойдённым умом и великой фигурой философской мысли»[162]. Образованные или просто начитанные американцы в 1930–1940 гг. по меньшей мере что-то слышали об идеях Спенсера, Самнера и других теоретиков государственного невмешательства, поскольку те составляли значительную часть американской учёной традиции.

Более того, в поддержке капитализма была почти естественная структура. Труды Спенсера и Самнера, попавшие в полемику на ранней стадии расширения влияния государства, полностью соответствовали горячей неприязни к «Новому курсу». Всем мыслителям нужно было проделать одинаковую работу. Чтобы убедительно выступать против действий правительства, нужно было доказать, что оно некомпетентно и поступает нечестно или и то, и другое. Ввиду отсутствия подобных подтверждений успеха или провала реформ «Нового курса» в 1940-х гг. учёные жадно принялись выдвигать теоретические и исторические аргументы прошлого. Такие философы привнесли в свою критику государства немного свежести от вечной мудрости.

Если коллеги Рэнд во многом и прибегали к аргументации из XIX в., примечательным было то, как они осторожничали с теорией эволюции, игравшей главную роль в философии Спенсера и Самнера. Многие представители раннего поколения сторонников капитализма основывали свою аргументацию главным образом на эволюционной дисциплине и соответствующей идее о том, что природные законы работали и в человеческом обществе. Из этого они делали вывод, что вмешательство правительства в экономику было обречено на провал. Некоторые из аргументов, по сути, были схожи с дарвинистской позицией в отношении социума, то есть с тем, что правительственная поддержка бедных может помешать эволюции видов[163].

Пережитки такого научного подхода оставались и в 1940 г. Разъезжая с агитационным туром по стране, Ченнинг Поллок критиковал новые социальные программы «Нового курса» почти что по старой схеме, заявляя, что «мы не можем позволить себе выстраивать социальный порядок слабейших, при помощи слабейших и для слабейших»[164]. Рут Александер в письме Рэнд в шутку назвала себя «плохой сестрой по джунглям, которая верит в концепцию «выживает сильнейший». Интерес Нока к псевдонаучности, например к теории архитектора Ральфа Адамса Крама о том, что большинство людей «физически» людьми не являются, также намекал на след, оставленный прошлым. Рэнд разделяла элитистскую жеманность Крама, отголоски увлечения философией Ницше. В записке о «Мы, живые» 1932 г. она отметила: «Я много думаю о людях. Нет, не обо всех, только о тех, кто достоин своего имени». Но теперь мнение Рэнд начало меняться. Кампания показала, как более широкая аудитория на самом деле может воспринимать её идеи, и благодаря Ноку с его партнёрами Рэнд поняла, как либертарианское превосходство может незаметно перейти в деструктивный пессимизм.

Как оказалось, единственным человеком, не разочаровавшим Рэнд, был тот, кто даже не вступил в организацию: Изабель Патерсон, известная колумнистка New York Herald Tribune. Рэнд прислала Патерсон приглашение на очередное собрание, после чего ненадолго заехала к ней в офис. Они поговорили по душам, и Патерсон объяснила, что такова её позиция – не вступать в какие-либо организации. Рэнд удивилась, когда спустя несколько недель Патерсон нашла её номер телефона и позвонила, спросив, могут ли они встретиться снова. Она была старше Рэнд больше чем на 20 лет, разведена, без детей и обладала внушительной репутацией. Она с успехом выпустила несколько романов, но настоящее влияние исходило из её еженедельной колонки «По очереди с книжным червём». Патерсон писала свои статьи в лёгком, разговорном стиле и сочетала в них рецензии на книги с различными слухами. Публиковались они на протяжении 25 лет, с 1924 по 1949 г.[165]