Читать книгу "Те, которых не бывает - Нина Семушина"

Она без стука распахнула жалобно застонавшую дверь актового зала и обнаружила за роялем рыжую пациентку кардиологического отделения Асю Энгаус. Ася восседала на пыльном старинном стуле, к её подключичной вене тянулась трубочка от грозно нависшей над девушкой капельницы, а пальцы её с видимым усилием хромали по клавиатуре, издавая просто нечеловеческие звуки.

Аня тактично закашлялась; Ася обернулась. У неё было красивое, хотя и весьма болезненное лицо и огромные глаза, в которых… о как. В которых среди бела дня стояли слёзы.

– Что у вас случилось? – поинтересовалась Аня, забывая о своей священной миссии по уничтожению источника звука.

– Мне нужно срочно это выучить, а я не успеваю, – ответила Ася, и слёзы покатились по её щекам настоящим градом.

– Ну, спокойно, спокойно, вы же не умираете, – неуклюже, но философски откликнулась Аня.

– Именно что умираю. – Ася снова повернулась к клавиатуре. – И мне нужно это выучить, пока я не умру.

– Вот с этого момента поподробнее. – Аня решительно поставила ведро рядом с роялем и уселась на пол. – Предположим, это и правда так. Вы сейчас собираетесь потратить своё драгоценное время на фортепианные экзерсисы? Серьёзно?

– Я должна, так всегда происходит, – очень спокойно ответила Ася. У неё было лицо человека, который всё решил, всё понял и со всем смирился. С этого лица, наверное, можно было писать картину. И вот это вот лицо страшно разозлило Аню.

– Да почему же вы все тут готовы бороться за благо человечества, но для собственного блага палец о палец никогда не ударите? Вы опять кому-то что-то должны. И вы будете этим заниматься сейчас? Серьёзно?

– Вы не понимаете. – Ася вздохнула. – Мы, когда умираем, попадаем потом в оркестр, чтобы играть для других таких, как мы. И…

– И поэтому вы вместо того, чтобы сходить, например, на свидание с человеком, которого вы любите и который готов свою жизнь поменять на вашу, собираетесь сидеть тут, играть на расстроенном пианино этого вашего Бетховена и ждать, что, когда за вами придёт смерть, она спросит с вас домашнее задание? Да смерти плевать на вашего Бетховена. Вы что-то тут все слишком много думаете не о том. Судьба, смерть, все дела. Но я что-то ни от кого из вас ещё не слышала разговоров о жизни. И это меня, мягко говоря, удивляет.

– Но ведь судьбу правда не обмануть! – пылко воскликнула Ася тоном одноимённой тургеневской героини.

– А вы пробовали? Хоть раз? Спорим, нет?

Аня аккуратно сняла с пюпитра ноты и достала из кармана зажигалку. Щёлкнула ею несколько раз. И ещё. Но только напрасно – у неё ничего не получалось. Ася следила за действиями санитарки Ивановой сначала с ужасом, потом с откровенной жалостью. Она сделала глубокий вдох и, кажется, собралась изречь свою победоносно смиренную сентенцию о том, что от судьбы никуда не деться, но тут дверь актового зала опять оглушительно застонала и нервно хлопнула.

Максимилиан Генрихович в несколько шагов пересёк актовый зал. Халат за его спиной развевался, как крылья. Он оценил мизансцену, поправил заклеенные изолентой очки и презрительно скривился.

– И что вы хотите ей показать, Иванова? – едко поинтересовался доктор. – Что вы, значит, сильнее судьбы, да? На всё вам наплевать, да? Неудачница.

Он рывком извлёк из кармана халата спички и поджёг ноты, глядя в Асины желтовато-карие глаза своими зелёными.

Рыжий, как Ася Энгаус, огонь весело побежал по нотным строчкам, пожирая их в бодром темпе allegro con brio. Бумага, съёживаясь и чернея, падала в жестяное ведро.

Невидимый никому, Сашка сидел на подоконнике, накручивал на палец плетёную авоську из-под яблок и криво улыбался.

6. Рождественская серия

Всё отделение, кажется, пропахло мандаринами. Календарь облетал, очереди в магазинах удлинялись, а люди в транспорте непостижимым образом начали иногда улыбаться. На окнах больницы появились кривоватые снежинки самых разных размеров и расцветок – в клеточку, в линеечку, жёлтые, серые; впрочем, попадались и белые. Санитарка Аня Иванова мыла пол на лестнице и предвкушала, как сейчас поедет домой готовиться к празднику. Было тихо и спокойно.

Впрочем, думать об этом явно не стоило. Потому что дверь этажом ниже тут же оглушительно хлопнула, и вверх, перепрыгивая через ступеньки, едва-едва касаясь их, чудом не падая на скользком мокром камне, мимо Ани промчался… правильно.

– Мне нужна любовь! – орал в трубку доктор Максимилиан Генрихович, волосы которого были припорошены снегом, а на дужке заклеенных изолентой очков повисла мандариновая кожура. – Мне кто-нибудь сегодня объяснит, как мне найти любовь? Что? Её нет? Ну тогда я отказываюсь работать в таких условиях!

Не сбавляя скорости, он исчез в дверях третьего этажа. Аня пожала плечами: с кем не бывает. Мало ли, вдруг доктору просто неудачно прилетело по голове мандарином, и он внезапно осознал тщетность бытия.

Снег за окном падал и падал. Аня мыла пол. Есть ли в мире любовь, неизвестно, а вот грязные следы от ботинок Максимилиана Генриховича есть точно.

Между прочим, ботинки были разные.

⁂

Усатый участковый дядя Петя почесал в затылке и тяжело вздохнул. Ну что вот ты будешь делать. Пришёл на вызов, а тут парень, живёт под крышей, комнату снимает, – соседи звонят, мол, его кто-то побил. Да и видно, что побил. Нынче люди злые, сил нет. Парень хороший, видимо, и объяснить всё готов, и дядя Петя и рад бы ему помочь, но как, если парень ему по-таджикски, а он, дядя Петя, и по-русски через два слова понимает, ежели какой говор неместный? Вот эти москвичи, их же один чёрт поймёт. И что делать прикажете? Парень дворником работает, бумаги в порядке, ни одного дурного слова про него никто не говорил, помочь надо, но как?

На лестничной клетке вокруг дворника Сахиба и дяди Пети уже собралась сердобольная толпа соседей, которые наперебой пытались объяснить Сахибу на пальцах, что хочет от него дядя Петя, и наоборот. Соседи наперебой переживали и ни на минуту не замолкали. Всё смешалось: тапочки, халаты, бигуди, пальто, шубы, куртки. Равнодушных не было: Сахиб на прошлой неделе сам построил и залил во дворе здоровенную горку, и теперь ни один ребёнок не простил бы родителям, если бы справедливость не восторжествовала.

В ход шли пантомима, рисуночное письмо, театр теней и горловое пение. Версии высказывались самые фантастические, но очевидно, что никто на лестнице не владел ни одним индоиранским языком.

– Что тут у вас за собрание? – внезапно раздался в толпе низкий приятный голос.

Дядя Петя обернулся. По лестнице поднималась – вот удача-то! – знакомая участковому с незапамятных времён переводчица Люба… как там её по фамилии… блин… в общем, Люба.

– Дядя Петя, перевести, что ли, надо?

– Ой, Люба, привет! – расплылся в улыбке участковый. – Вот видишь, у Сахиба беда, а где я сейчас переводчика найду? Ты, случайно, таджикского не знаешь?