Читать книгу "Люди неба. Как они стали монахами - Юлия Варенцова"

Самые близкие друзья остались ночевать у меня на даче, и вот мы уже ночью сидим, все разъехались, мы сидим, и все такие веселые, радостные. И я им говорю: «Слушайте, я вам хочу новость такую сказать интересную – я ухожу в монастырь». Вы знаете, это какое-то «к нам едет ревизор». Все сразу замерли.

Смотрят на меня, такие удивленные, и один говорит: «Тебе чего в жизни не хватает? У тебя все есть, какой тебе монастырь? У тебя есть дача, у тебя есть все. Зачем это тебе надо?» Девчонки, одна из них моя крестница, другая – мама моего крестника, они сразу почему-то стали решать, кто будет мне привозить продукты. Было так интересно. Одна говорит: «Я ближе живу, я, наверное, буду тебе привозить». Я говорю: «Да вы не переживайте, там кормят». Ну, у людей представление, что в монастыре не кормят, мы все бедные, забитые, ничего не умеем, вообще необразованные, как правило, в монастыре. И они долго ждали моего ухода, и тут все, я ухожу. Для них это, конечно, уже шоком не было, они уже были готовы. Но они мне звонили каждый день и спрашивали: «Ну, тебе как там? Ты не собираешься вернуться? У тебя все хорошо? Тебе чего-то нужно?»

У мамы, конечно, слезы, уговаривания. А мне нужно же было какие-то вещи перевезти себе. И в один прекрасный день я приехал к себе домой, мама была у меня как раз, и я собрал какие-то сумки. И мама видит, что я все сумки взять не могу разом, и говорит: «Ну, что, давай я тебе помогу, довезу до монастыря, вот только в монастырь я заходить не буду. До двери довезу, и все». И я говорю: «Ну, давай». И она довезла меня до монастыря, я забрал сумки и в шутку ей говорю: «Ну, что, сбагрила уже?» И мама как-то развеселилась, как-то заулыбалась.

– Вам предлагали два варианта, что «мы тебя или обвенчаем, или пострижем». Почему первый вариант не прошел?

– Ну, знаете, я просто поговорил с врачами перед этим еще. При том количестве химиотерапии, которую мне ввели. Слово «онкология» – это общее название, там же очень много раковых клеток. При тех клетках, которые были у меня, и при всей химиотерапии была большая вероятность того, что это передастся по наследству. Человеку, который через это прошел, тяжело будет смотреть на своего ребенка, когда он проходит через то же самое. Я не был готов к этому, поэтому этот вопрос отпал сразу. Любая семья – это продолжение рода, правильно? А жениться, зная, что ты не будешь заводить детей, не из-за того, что ты не хочешь, а из-за того, что ты не хочешь ими рисковать… Любая женщина – в первую очередь мать, а не просто жена, и она, естественно, выходя замуж, думает о чем? О продолжении рода, что у нее будут дети, у нее материнский инстинкт. И сказать ей: «Милая, давай мы с тобой поженимся, но детей у нас с тобой никогда не будет», – мало кто на это готов. И зачем?

– А ваши старые знакомые из предпринимателей как восприняли то, что вы ушли в монастырь?

– Ну, знаете, у всех реакция своя. Вот тот друг, который меня возил в больницу и из больницы, он в один день задал мне вопрос. В очередной раз он меня куда-то вез на своей машине.

Он говорит: «Вот смотри, если можно было взять и на машине времени вернуться обратно и у тебя есть выбор – заболеть или не заболеть, что бы ты выбрал?» Я говорю: «Я бы даже не задумывался – заболеть». Он говорит: «Да, наверное, химиотерапия точно тебе на голову подействовала».

Я говорю: «Почему?» Он говорит: «Ну, я видел, через что ты прошел. Вот эта вся химиотерапия, эти все операции – все-таки нелегкое испытание, а ты обратно готов на это пойти. А почему?» Я говорю: «Ну, понимаешь, во-первых, моя жизнь изменилась, мои взгляды изменились на жизнь, и, помимо всего прочего, я узнал, кто мне друг, кто не друг». То есть люди, про которых я думал, что они мне помогут в случае чего, некоторые отвернулись: «Ну, чего ему помогать? Он все равно при смерти, он со дня на день умрет, а мы тут будем финансово помогать или время тратить». А те, которые… я не был готов к их помощи, они, наоборот, стали мне помогать. Вот болезнь показала, кто есть кто. Вроде ты думаешь, что от этого человека хорошего ничего нельзя ждать, а он тут раз – и изменился в другую сторону, и от него я больше получил добра и заботы, чем от тех людей, на которых, я думал, что мог рассчитывать.

– Как проходил ваш монашеский постриг, вы помните?

– Монашеский постриг? Да, конечно, помню. Это было очень весело. Перепутали даты чуть-чуть. Меня должны были постричь на святителя Петра, а церковный день начинается с вечера. Вот про это чуть-чуть забыли, и началась путаница. Перед вечерней службой пришел помощник благочинного и спросил, все ли готово у меня к постригу. Я ему говорю: «Да, все готово. За ночь ленточки пришью к параману, и все будет хорошо». А он говорит: «Как ночью? У тебя сегодня вечером постриг». Я говорю: «Да нет, не сегодня, завтра». Он говорит: «Ну, как завтра? Сегодня». И я стал звонить наместнику. Я не мог дозвониться ему, написал, и он отвечает: «Нет, постриг сегодня». А у меня все друзья, там, все близкие приглашены на другой день. И я стал им всем звонить – друзьям, духовнику, всем. Они успели приехать, большинство. Людмила Викторовна как раз приехала, химиотерапевт. Она в этот день дежурила как раз в Институте Герцена, она отпросилась, ее коллеги заменили.

Просветитель

В монастырских стенах для вчерашнего предпринимателя занятие нашлось не сразу.

– Когда вы живете в миру и ведете такой активный образ жизни, у вас работа, у вас друзья, вы постоянно куда-то передвигаетесь, с кем-то встречаетесь, а к тому же вам еще 30 лет, вы любите пообщаться, у вас много друзей, вы постоянно то на дни рождения, то на именины, то на свадьбы – жизнь кипит. Вы приходите в монастырь, вокруг вас монастырские стены, и, как я уже сказал, там совсем другая жизнь. Тишина, спокойствие, и вам никуда не надо бежать.

И начинается «день сурка». Вы просыпаетесь утром, идете на братское правило, потом, после правила, Литургия. Вы возвращаетесь в келью, потом вы встаете, идете на обед. После обеда возвращаетесь в келью, встаете, идете на вечернюю службу. После вечерней службы – ужин. Потом вы гуляете по территории монастыря и возвращаетесь в келью. И так изо дня в день, изо дня в день, изо дня в день. И где-то через месяц вот такого пребывания – хождения туда-сюда – вы начинаете понимать, что вы никому не нужны.

Ну, так, я говорю, вел гиперактивный образ жизни, а тут вот я ничего не делаю. И я пришел на вечернюю службу, и пришел мой духовник как раз. У нас просто в монастыре очень много прихожан, и священник приходит и вынимает просфоры. А это огромные такие лари с просфорами, и кто-нибудь стоит и ему помогает. И вот я подошел, помогаю ему, даю эти просфорки, и он у меня спрашивает: «Ну, как у тебя дела?» А у меня слезы из глаз градом: «Я никому не нужен. Жизнь закончилась. Вообще, зачем я сюда пришел? Мне тут ничего не дают делать. Вы меня в гости не зовете».

И он посмотрел на все на это и говорит: «Ну, ладно, давай начнешь еще пономарить». И вот мне поставили пономарство, уже тогда жизнь стала поинтересней, ты уже что-то должен делать. А потом я еще напросился в трапезную помогать. Он говорит: «А ты не надорвешься – и пономарить, и в трапезной?» Знаете: «драмкружок, кружок по фото, нам еще и петь охота» – вот примерно так я выглядел.