Читать книгу "Ведяна - Ирина Богатырева"

– Чё, раствор-то? Куда? – спросила харя недовольно. Похоже, Стеша его изрядно поутюжила, чтобы он нашёл мешки. Рома подивился: неужели до сих пор не загнал?

– Потом, потом, – замахала на него Любовь Петровна. – Несите в зал. Потом.

– Две штуки только, не знай, чего решили – три, две и было всегда… – не слушал её Кочерыга.

Сейчас или никогда. Рома поспешил к нему, чтобы воспользоваться ситуацией:

– Любовь Петровна, я лучше пойду. А то у него и этих не станет.

– Но как же…

– Я ознакомлюсь, почитаю. Следующая встреча когда?

– У нас пока раз в неделю…

– Вот и замечательно. Я приду. А если какие-то вопросы, я всегда здесь. Спрашивайте.

Любовь Петровна смотрела вслед так растерянно, что даже не смела перечить.

Но если уж началась полоса бреда, то продолжится в том же духе. Закон жизни, Рома его выучил хорошо. Как вчера началось в Ведянино, так и пошло – и ЛИС, и эта неожиданно всплывшая пьеса. Рома прикрывал глаза и шумно выдыхал. Во-первых, потому что было стыдно, во-вторых, потому что серая пыль летела из мешка прямо в лицо. Ознакомиться, почитать… Он-то прекрасно помнил весь сюжет, как вчера писалось. И как подсунул рукопись Любовь Петровне в папку. Недоросль прыщавая, хотел поглумиться. Кто же знал, что она её не заметит тогда – и заметит сейчас? А язык она тогда лучше знала, похоже. По крайней мере, он рассчитывал, что она поймёт. И вот же, не поняла… Было стыдно, Рома снова закрыл глаза. И что теперь делать, совершенно непонятно.

В лес, в лес. На поляну. С утра тянет на поляну. Бежать. Там всё исправится.

– Так а я эта, ещё ничего и не секу, да. Только так: э, мол. Вона что. И такой, потихоньку, потихоньку оттуда. А оказалось – оно самое! Муж, прикинь!

Голос Тёмыча пробился через внутренний диалог, переключил на реальность. Это он всё о своих похождениях в район рассказывает. Полчаса назад спросил, как съездил в Ведянино, и завёлся, остановиться не может. Продолжение полосы бреда: все истории Тёмыча были одинаково скабрезные и идиотские, такие могли случиться только с Тёмычем и только в районе. Рома старался не слушать. Но и заткнуть его не было возможности: Рома стоял на стремянке и на вытянутых руках прикручивал к операторскому крану второй мешок. Говорить с поднятыми руками под тяжестью было мучительно.

– Короче, это надо воспринимать как отпуск. И бухнуть, и того, и всё за чужие деньги, – подхихикнул снизу Тёмыч.

– Вот сам бы и ехал. – Рома мотнул головой, сдувая с лица пыль.

– А ты? – хихинул Тёмыч. – Я бы поехал – а ты? Жизнь-то надо узнать. Чем народ живёт, всё такое. – Он ещё раз хихинул.

– И, с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю. И громко жалуюсь, и скорбно слёзы лью…

– Чего сразу проклинаю-то? – пробурчал Тёмыч. Похоже, обиделся.

– Ничего. Это Пушкин.

Рома докрутил последний узел на шпагате и опустил руки. Потрогал мешок. Вроде висит. Зацепился за раму крана, попробовал повиснуть сам. Раме хоть бы хны. На неё трёх таких Ром можно подвесить, она не прогнётся.

– Айда пробовать. – Он спрыгнул со стремянки.

Но сперва сходил умыться, а когда вернулся в рубку, Тёмыч уже успел нырнуть в соцсеть и похрюкивал над картинками. Щёлкал мышкой, лента ползла быстро, но Тёмыч успевал обрабатывать входящую информацию, ставить лайки и ржать.

– Твои бы способности, да в мирное русло.

Тёмыч не ответил.

Рома подошёл к окошку. Кран с прикрученными мешками выглядел курьёзно.

– Запускаю?

– Валяй, – бросил Тёмыч.

Рома щёлкнул переключателями. Кран дёрнулся и медленно пополз по рельсам. Плыл он плавно, точно так же, как и пустой.

– Сойдёт вроде? – сказал Тёмыч, отвлекшись от монитора.

Рома не ответил. Он следил за краном с таким чувством, с каким в детстве следил за полётом авиамодели: вот от тебя зависит движение где-то там, наверху, вроде бы не связанного с тобой механизма. И всё-таки он подвластен тебе, он слушается тебя, и ты какими-то неясными рецепторами должен чувствовать, что с ним, как меняется сила ветра, где восходящие потоки, – понимать, реагировать, управлять.

Рома прозанимался в кружке авиамоделизма недолго, особых успехов не имел как раз ввиду отсутствия этой удалённой проницательности, но чувство осталось. С краном всё было, конечно, не совсем так. С ним проще: тут рельсы, от них никуда не денешься. Убедившись, что он слушается пульта, Рома расслабился.

– Порядок.

– Ну а то, – поддакнул Тёмыч. – Я же говорю, выдержит. Можно больше цеплять.

– Было бы чего цеплять…

– Или кого, – хихикнул Тёмыч. Рома проигнорировал.

– Давай примерный маршрут отработаем. – Он сделал шаг от пульта. – Иди. Рули.

– А чё я-то? – удивился Тёмыч.

– Так ты будешь. Я-то, считай, там болтаюсь, – слетело с языка, и самого передёрнуло: болтаться там совсем не хотелось, он ещё надеялся отмазаться у Сама. А Стеша забудет.

Тёмыч хмыкнул, подъехал в кресле к пульту. Дернул рычаг, мешки закачались.

– Полегче, да! Не дрова.

– Нормально, – отмахнулся Тёмыч, но стал рулить мягче. Кран поплыл медленно. – Куда?

– Сюда подводи. Я отсюда стартовать буду.

– Из окна, что ли?

– Не из окна. Но отсюда, где поближе. Со стремянки. Так. Оки. Тут я подцепляюсь…

– И полетели!

Тёмыч пустил кран резко вниз. Захотелось дать ему подзатыльник.

– Блин, ну ты спокойно можешь!

– А чего?

– Чего, чего?.. Я тебе как-никак жизнь доверяю.

– Ой-ёй-ёй, – запаясничал Тёмыч, но кран придержал, повёл мягче. Доехал до сцены, вытянул длиннющую шею и стал опускать вниз.

– Ага, нормально. Тут я отцепляюсь…

– Краснонос и седовлас, кто я, детки? – забубнил Тёмыч басом, перепутав прилагательные местами.

– Дикобраз, – ответил Рома. Тёмыч ржал. – Короче, порядок.

– Мало как-то. Давай ещё полетаем.

– Валяй, – отозвался Рома, теряя к происходящему интерес. Отошёл и сел в дальнее кресло. Ещё три часа до конца рабочего дня. Как бы пораньше свалить?

Кран втянулся и пустился обратно. Над залом у него были круговые рельсы. Добравшись до них, Тёмыч пустился наворачивать, вытягивая шею то внутрь, то наружу.

– Вжжж, вжжж, – озвучивал Тёмыч.

– Дебил, – хмыкнул Рома. – О, кстати. О дебилах. Ты о ведянинском интернате что-нибудь знаешь?

– А ты не там разве учился?

– Отвали. Нормально же спрашиваю.