Читать книгу "Эволюция потребления - Франк Трентманн"

Для долгой истории потребительского общества исчезновение ремонтного мастера – феномен современный. Однако оно не является полным. Востребованность ремонтников всегда возрастает с появлением новых продуктов и технологий и всегда уменьшается, когда эти продукты и технологии устаревают и их становится дешевле заменить, чем отремонтировать. Благодаря изобретению автомобиля появились не только роскошные автосалоны, но и грязные автомастерские: в 1967 году последних в США насчитывалось 139 243. В 1950-е и 1960-е годы – эру изобилия – стоимость различных ремонтных услуг выросла в Америке в четыре раза и превысила рост цен в розничной торговле. Люди стали тратить больше денег на новые телевизоры и радио, однако количество средств, которые шли на их ремонт, увеличивалось еще быстрее. К концу 1960-х годов на рынке процветало 45 000 владельцев ремонтных мастерских для электроприборов и 20 000 драпировщиков[1761]. Спустя сорок лет их число в разы сократилось: на каждых четырех мастеров по ремонту телевизора и специалистов по техническому обслуживанию того времени сегодня приходится всего один. То же самое произошло и с ремонтом других вещей. В 1967 году более 9000 американских сапожников по-прежнему ставили набойки. К 2004 году их осталось менее 3000. Благодаря азиатскому экономическому чуду многие ботинки, рубашки, зонты и прочие предметы стали столь дешевы, что относить их к сапожнику или швее больше не имеет смысла. Те, кто встречал мастеров по ремонту зонтиков в Дели или Пекине и задавался вопросом, почему их мастерских не найти в Лондоне или Амстердаме, наверняка догадался об экономических причинах этого парадокса.

К счастью, есть и противоположные тенденции. Особенно это касается сферы топовых электронных товаров, в которой правительства набрались смелости и противостоят возможности дешевой замены сломанного. Ярким примером такого подхода является то, как Япония обращается со старыми персональными компьютерами. В 2001 году правительство ввело схему утилизации рабочих ПК, а через два года эту программу распространили и на домашние компьютеры. К 2004 году, вместо того чтобы отправиться на свалку, две трети всех ненужных компьютеров были восстановлены и стали использоваться как внутри страны, так и для экспорта. Из 7 миллионов ПК и ноутбуков, которые выбрасываются каждый год, свыше 1 миллиона смогли найти обратный путь на рынок, согласно данным Ассоциации по восстановленному информационному оборудованию (Refurbished Information Technology Equipment Association, RITEA) – торгового совета компаний по утилизации ПК. RITEA учредила лейблы и порядок квалификаций, а также установила принципы удаления данных[1762]. Дешевая китайская продукция сократила число сапожников и ремонтников телевизоров в Нью-Йорке и Берлине, однако в то же время она породила новое поколение потребителей, проявляющих живой интерес к восстановленным и подержанным товарам. Этот важный момент часто упускают из виду. Индия, Бразилия и Африка обладают схожим потенциалом. Как скоро он будет раскрыт, пока неясно. В настоящий момент, к сожалению, число отремонтированных японских ПК, которые находят новых хозяев за рубежом, меркнет по сравнению с горами сломанной техники и токсичных электронных отходов (среди которых свинец, ртуть и кадмий), накопившихся в Нигерии и Кот-д’Ивуаре[1763].

Еще одним вариантом судьбы ненужных вещей является их складирование. Чердаки, гаражи и складские помещения становятся последними станциями в их маршруте, на которых они задерживаются, пока не распадутся на части и не отправятся либо на переработку, либо на мусорную свалку. Люди начали складировать вещи с тех самых пор, как они у них появились. В Древнем Китае люди хранили некоторое свое имущество в глиняных горшках в специальных государственных подземных хранилищах. В европейских портовых городах XVIII века появились платные хранилища, в которых моряки могли оставить свое имущество. В Соединенных Штатах подобные хранилища появились во время Гражданской войны. Но по-настоящему заниматься хранением вещей люди стали в 1960–1980-е годы, с распространением камер хранения. Сегодня в Соединенных Штатах насчитывается до 50 000 камер хранения, общая площадь которых равна Манхэттену[1764]. Камерами хранения пользуется каждая десятая семья. Многие развитые страны следуют примеру Америки. В Сеуле, как и на Манхэттене, больше не сидят по вечерам на балконах, ведь они заняты ненужными вещами. Особенно усугубляет данную ситуацию отсутствие кладовок в новых квартирах[1765].

Еще никогда в истории складирование и захламление не вызывали такого общественного резонанса. Реклама одного из мини-хранилищ на Манхэттене гласила: «Материальные вещи не сделают вас счастливыми, а может, и сделают». В то же время появилось Общество анонимных накопителей, а также профессиональные организации, которые помогают людям бороться с синдромом Плюшкина – патологическим накопительством, болезнью, при которой люди не в состоянии расстаться со своими вещами[1766]. Одновременно с желанием приобрести новинки у людей обострилось желание собрать и сохранить старые вещи. Иногда это происходит из-за стремления к определенному статусу, чувства физической незащищенности или мечты о бессмертии. На сайте collectoronline.com можно обнаружить свыше 2000 клубов коллекционеров тех или иных вещей, начиная с бокалов и винтажных авто и заканчивая штопорами и пивными бутылками. В Капроне (Иллинойс) есть клуб коллекционеров пылесосов, члены которого проживают не только по всей Америке и в Канаде, но и в Европе. Один из членов, Эдгар, является гордым владельцем голландских раритетных пылесосов Holland electro toppys («Слышали бы вы, какой они издают звук!»). На сайте Vacuumland, своем виртуальном хранилище, фанаты могут увидеть в действии первый пылесос компании Hoover, выпущенный в 1908 году[1767]. Генетики обнаружили, что у людей, страдающих патологическим накопительством, и у тех, кто страдает обсессивно-компульсивным расстройством, очень похожи 14-е хромосомы[1768]. Однако генетика не в состоянии объяснить, каким образом накопление вещей смогло за столь короткий период превратиться в естественную часть нашей жизни. В действительности это произошло потому, что рост количества вещей совпал с резким увеличением мобильности человека – люди стали чаще менять жилье и работу.