Читать книгу "Кто Вы, "Железный Феликс"? - Александр Плеханов"

Скромность его была во всем, в том числе и в партийных делах. Вот что писал один из делегатов X съезда РКП(б) в марте 1921 г. После того как значительная часть делегатов отправилась к Кронштадту для подавления восстания матросов, на квартире члена ЦК РКП(б) Л. П. Серебрякова собрались сторонники Л. Д. Троцкого, чтобы выработать фракционную программу, но сам Троцкий отсутствовал. Он был в Петрограде. Среди собравшихся был и Ф. Э. Дзержинский. Автор заметок вел записи, считая их сугубо секретными. С протокольной точностью он писал: «После того как среди других была названа кандидатура Дзержинского в члены ЦК, Феликс Эдмундович попросил слова и выступил очень взволнованно: «Товарищи, вы называете мою кандидатуру в члены ЦК, вероятно имея в виду, что я буду продолжать работу в качестве председателя ВЧК. А я не хочу, а, главное — не смогу там больше работать. Вы знаете, моя рука никогда не дрожала, когда я направлял карающий меч на головы наших классовых врагов. Но теперь наша революция вступила в трагический период, во время которого приходится карать не только классовых врагов, а и трудящихся рабочих и крестьян в Кронштадте, в Тамбовской губернии и в других местах. Вы знаете, товарищи, что я не щадил своей жизни в революционной борьбе, боролся за лучшую долю рабочих и крестьян. А теперь и их приходиться репрессировать. Но я не могу, поймите, не могу! Очень прошу снять мою кандидатуру!»[2175]. Но ему поручила этот пост партия, а партийная дисциплина для него не была пустым звуком.

Будучи занят большими делами, он порой забывал о малых. 23 октября 1925 г. к нему обратился секретарь «Общества старых большевиков» П. Кобозев с письмом, в котором указал, что Дзержинский не посещает собраний и не вносит членские взносы. «В случае отсутствия отклика Вашего и на это приглашение, об-во, к сожалению, своим долгом будет считать Вас выбывшим из состава членов общества». 2 ноября Дзержинский писал Герсону: «Прошу внести в общество 1 червонец и указать, что, будучи в отпуску, не могу лично внести. Возьмите червонец с моего ноябрьского жалования»[2176].

Как же Дзержинский строил свои отношения с окружающими? Что для него было определяющим? Холерик по натуре, иногда в спорах Дзержинский допускал бестактность, но всегда старался не испортить отношения с товарищами. 12 июня 1924 г. он писал Рейнгольду: «Дорогой товарищ, я прошу у Вас извинения, если в пылу полемики я позволил себе сказать лишнее, но обидеть Вас у меня не было намерения, как равно и дискредитировать, так как я считаю Вас прекрасным работником, что вовсе не означает, что я должен во всем с Вами, как с защитником интересов казны, согласиться, тем более что все-таки эта защита у Вас односторонняя. Мое личное мнение, что работа Ваша в производстве была бы очень желательна и желательнее, чем в НКФ, конечно, только мое мнение и даже не предложение. Никто Вас с НКФина не снимет и, конечно, Вашей отставки не примет. Прошу не сердиться»[2177].

12 марта 1926 г. Дзержинский принес извинение М. А. Савельеву: «Вы, наверно, сильно сердитесь на меня за опубликование письма т. Ройзенмана. Однако так нужно было поступить, иначе вся наша борьба за режим экономии, которую Вы так успешно развернули — пошла бы насмарку. Я прошу Вас очень не огорчаться и на меня не сердиться. Те огромные цели, которые мы поставили сейчас перед собой, требуют небольших жертв. Они, безусловно, залог, что мы цели достигнем. Прошу Вас и долее быть моим основным помощником по борьбе за развитие и силу нашей промышленности»[2178].

При принятии того или иного решения, которое затрагивало интересы сотрудника или воспринималось им не совсем правильно, Дзержинский умел снимать напряженность во взаимоотношениях со своими подчиненными, учил их преодолевать обиды: «Вы слишком приняли к сердцу наше предложение, это совсем напрасно», — пишет он одному из чекистов. «Что касается, Вас, — обращается он к другому, — то по всем дошедшим до меня сведениям Вы являетесь ценным работником. Думаю, что на ошибках следует учиться. Против Вашего ухода я буду возражать».

25 декабря 1921 г. Дзержинский откровенно писал Манцеву: «Я как-то расклеился в последнее время и чуть было не подвел Вам свиньи в виде предвечека. Хотел уйти, но ЦК не согласился. А сейчас ноша нелегкая и по общим условиям, и по нашим специфическим»[2179].

Если возникала конфликтная ситуация или трудности в ее разрешении, Дзержинский обращался за советом к другим. В конце декабря 1920 г. у него появились сложности во взаимоотношениях с Полозовым. 24 декабря он писал В. Р. Менжинскому: «Арестовывать его у меня нет охоты, но использовать его „падение", чтобы заставить его работать и чтобы перестал вести свои тонкие интрижки против меня в комиссариате, это было бы очень желательным. Если бы я мог его вызвать на объяснения без необходимости ареста, было бы хорошо. Если это можно сделать без вреда для дела… то составьте ко мне бумагу с требованием ареста Полозова. Оставление на свободе будет орудием нажима в работе»[2180].

В другом случае Дзержинский, наоборот, дает совет сотруднику, как ему самому выйти из создавшегося положения. 23 сентября 1922 г. он пишет Л. П. Серебрякову: «При сем два заявления с приложением на мое имя т. Межина. Ввиду того, что Груниным возбужден вопрос, прошу Вас наметить путь и самому принять участие в ликвидации этого инцидента. Кроме того, полагал бы необходимым дать строжайший выговор т. Березину за то, что никем на то не уполномоченный выдал комячейке справку-удостоверение о высоте получки. Т. Березин не имел права без моего ведома и согласия этого делать. А затем вдобавок справка его неверна и носит характер неприличный. Прошу высказать свое мнение и по этому вопросу»[2181].

Отношение с членами ЦК компартии не были простыми. Чаще всего он спорил с Н. И. Бухариным, М. И. Калининым, порой относился с неприязнью к Л. Д. Троцкому, Н. В. Крыленко и Г. И. Сокольникову, дружеские отношения были с В. В. Куйбышевым, сугубо официальные — с И. В. Сталиным, Из членов Коллегии, вопреки расхожему мнению, более тесно сотрудничал с Г. Г. Ягодой.

Дзержинский очень переживал, если возникали какие-то сложности при общении с А. И. Рыковым. Так, в мае 1924 г. ему передали, что 19 мая на заседании Совета труда и обороны Рыков сказал о введении председателем ОГПУ «в заблуждение высших государственных органов» при обсуждении административных прав НКЮ. 20 мая Дзержинский запросил председателя правительства Рыкова: «Верно ли?». Тот ответил весьма деликатно о исполнительской дисциплине подчиненных чиновников, которые иногда «подставляют» своих руководителей, становящихся «игрушкой в руках чиновников и спецов, которые над нами хохочут вовсю». Речь шла о неисполнении постановления СТО о снабжении армии и по делам НКПС. «Последнее возмутительно — писал Рыков, — тем, что нас с тобой и правительство ввели в заблуждение, заставивши тебя подписать, а нас принять заведомо глупое постановление об отпуске с бюджета средств, которых нет.