Читать книгу "Мой взгляд на будущее мира - Ли Куан Ю"

Цифры показывают, насколько серьезна ситуация. Сегодня суммарный коэффициент рождаемости в Японии составляет 1,39 ребенка на одну женщину, что гораздо ниже показателя в 2,1, необходимого для простого воспроизводства населения. В результате снижения рождаемости количество людей трудоспособного возраста в расчете на одного пенсионера сократилось с 10 в 1950 г. до 2,8 в последние годы. И, по прогнозам, этот показатель продолжит снижаться — до 2 в 2022 г. и до 1,3 в 2060 г. В конце концов нагрузка на молодежь может стать непосильной, и молодые люди начнут покидать страну. Если за шесть с половиной десятилетий после Второй мировой войны население Японии выросло с 72 до 128 млн человек, то за последние три года оно уменьшилось до 127,5 млн. А за этим неизбежно последует и сокращение экономики. Ситуация крайне неустойчивая.

В прошлом японские женщины были довольны той ролью в семье и обществе, которая отводилась им японской культурой. Они сидели дома, рожали и растили детей, заботились о стариках, занимались домашним хозяйством. Но потом они начали путешествовать по миру и общаться с людьми из других культур. Они почувствовали вкус свободы, экономической независимости, и их отношение резко и необратимо изменилось. Например, некоторые японские женщины, работающие на Singapore Airlines, вышли замуж за сингапурцев. Они увидели, как живут женщины в Сингапуре — отдельно от родителей мужа, и их мужья не командуют ими, как хотят. Японское общество старалось как можно дольше препятствовать этим переменам и сохранить экономическую зависимость женщин от мужчин, но попытки держаться за прошлое потерпели неудачу. В течение одного-двух поколений японские женщины отказались от той роли, которую они играли в традиционном обществе. Они провели свои собственные расчеты и сочли, что прежние «условия контракта» их больше не устраивают. Они не хотят всецело посвящать себя семье и детям. Многие из них предпочитают оставаться одинокими. Другие выходят замуж, но не рожают детей. К сожалению, многие японские работодатели отказываются идти в ногу со временем. В отличие от шведов, которые создали все условия для того, чтобы их женщины могли строить профессиональную карьеру и растить детей, японские компании по-прежнему переводят женщин, уходящих в декретный отпуск, с постоянной работы на временную. Для амбициозных женщин, желающих построить карьеру, а также для тех, кто нуждается в доходе, обеспечиваемом постоянной работой с полной занятостью, решение родить ребенка становится слишком дорогостоящим. Многие так и не решаются на этот шаг, даже если хотели бы иметь детей.

В Сингапуре также существует проблема низкого уровня рождаемости. Но есть одно ключевое отличие: мы частично решаем эту проблему за счет иммигрантов. Япония славится своим неприятием иностранцев. Идея поддержания чистоты японской расы так глубоко укоренилась в сознании японцев, что они даже не пытаются публично обсуждать альтернативы. Многорасовая Япония просто немыслима — ни для японской общественности, ни для политической элиты.

Я лично видел, как проявляется эта гордость расовой чистотой. Когда японцы оккупировали Сингапур, я работал в медиакорпорации Cathay редактором английского языка. Каждый год 8 декабря японцы проводили церемонию, во время которой японский солдат размахивал большим самурайским мечом и кричал: «Варе варе нихондзин ва Аматэрасу но сисон десу» («Мы, японцы, — потомки богини Солнца»). Другими словами, японцы — ее потомки, а все остальные народы — нет. Даже если сегодня они не повторяют эту фразу так же часто, их убежденность в этом не стала меньше. Они не считают «своими» даже таких людей, как Джорж Такемура, японец по происхождению, который родился в Америке и во время оккупации Сингапура работал в «Ходобу» (созданном японцами департаменте информации и пропаганды). Я работал под его началом новостным редактором, и это был очень интеллигентный и мягкий в обращении человек.

Такая приверженность расовой чистоте имеет серьезные последствия. Это означает, что многие разумные решения демографической проблемы даже не рассматриваются. Например, будь я японцем, я бы старался привлечь иммигрантов из числа этнических групп, которые внешне похожи на японцев, — китайцев, корейцев и, возможно, вьетнамцев — и помочь им интегрироваться в общество. На самом деле такие меньшинства в Японии уже существуют: в стране проживает 566 000 этнических корейцев и 687 000 этнических китайцев. Они в совершенстве владеют японским, полностью ассимилировались, переняли японский образ жизни и традиции и официально стали полноправными натурализованными гражданами Японии. Многие из них родились и выросли в этой стране. И тем не менее японское общество упорно отказывается принимать их.

Чтобы понять всю глубину проблемы, приведу вам в пример еще одну отвергнутую группу: чистокровных этнических японцев из Латинской Америки, известных как никкейдзин. Начиная с 1980-х гг. десятки тысяч из них переехали в Японию, в основном из Бразилии, в рамках либеральной миграционной политики, которую правительство стало проводить в надежде смягчить проблему стареющего населения страны. В 1920-е гг. бабушки и дедушки никкейдзин уехали в другое полушарие в поисках работы на бразильских кофейных плантациях, и теперь их потомки вернулись обратно. Однако эксперимент провалился. Выросшие в совершенно другом обществе, никкейдзин были настолько культурно отчуждены от своих генетических сородичей в Японии, что к ним относились, как к иностранцам. Поэтому в 2009 г., в самый разгар экономического кризиса, правительство предложило безработным никкейдзин единовременную финансовую помощь, чтобы они вернулись в Бразилию. В другом обществе с другим отношением к иностранцам этот эксперимент мог бы оказаться успешным. И, скорее всего, японское правительство верило в его успех, раз решило пойти на такой шаг. Но даже оно недооценило уровень нетерпимости в японском обществе.

В настоящее время иностранцы составляют менее 1,2 % всех жителей Японии, по сравнению с 6 % в Великобритании, 8 % в Германии и 10 % в Испании. Япония настолько гомогенна, что даже те молодые японцы, которые какое-то время жили за границей, потому что их родители работали в других странах, испытывают трудности с адаптацией, хотя они и учились в японских школах. Например, в повседневной коммуникации многое не говорится напрямую: ожидается, что собеседник должен догадаться сам по интонациям голоса и языку тела. Должно произойти фундаментальное изменение в менталитете нации, чтобы можно было рассматривать привлечение мигрантов как один из способов решения демографической проблемы. Но есть ли у Японии время, чтобы ждать, когда произойдет такое изменение? Не думаю. Если они промедлят еще 10–15 лет, ситуация может ухудшиться настолько, что будет слишком поздно пытаться что-либо предпринять.

Япония пережила два «потерянных десятилетия» и теперь вступает в третье. В период с 1960 по 1990 г. ВВП страны рос в среднем на 6,2 % в год. Японцы победили послевоенную разруху и с помощью американцев создали вторую по величине экономику в мире. Когда японский бизнес принялся скупать недвижимость на Западе, обеспокоенные аналитики забили тревогу, предвещая, что вскоре ее корпорации поглотят развитый мир, экономика которого замедлила развитие. Сегодня то же самое они говорят о Китае. Но в 1991 г. японский «пузырь активов» лопнул, что ознаменовало собой начало длительного периода экономической депрессии. Среднегодовые темпы роста ВВП после 1991 г. упали до ничтожного 1 %. На момент написания этой книги началось третье десятилетие экономического спада. Если в ближайшее время не будет предпринято решительных действий, чтобы одолеть проблему убыли населения, никакие изменения в политике и экономике не помогут вернуть нации ничего похожего на ее послевоенный рост.