Читать книгу "Алиенора Аквитанская. Непокорная королева - Жан Флори"

«Я слышал, что затягивать дела, долгое время сохранять у себя бенефиции, которые попадали в его руки, и извлекать из них доход, даруя надежду тем, кто страстно желал их, советовала ему мать. Она оправдывала такое ведение дел жестокой фразой: «Тот алчный сокол, у коего часто отнимают мясо или прячут от него лакомый кусок, более податлив и более склонен слушаться и подчиняться». Она советовала ему почаще оставаться в своих покоях и пореже появляться на людях, не предоставлять никому бенефициев через посредника, не видя или не зная, о каком бенефиции идет речь, а также множество других дурных советов. Я убежден, что в истоках всех причуд и капризов короля стоит видеть влияние его матери»[146].

Главным делом того времени являлся, без сомнения, династический конфликт, разгоревшийся в Англии между Генрихом и Стефаном Блуаским. После смерти Евстафия и соглашения в ноябре 1153 г., Генрих укрепил свою власть, назначил своих людей и в 1154 г., в преддверии Пасхи, возвратился в Нормандию — в Руане его ждали мать Матильда, супруга Алиенора и первенец Гильом. Спустя некоторое время он подавил бунт неуемных аквитанских баронов, а затем, в мае, снова появился в Руане, где встретил праздник Святого Иоанна Крестителя. В то время как он в очередной раз воевал в Вексене, ему сообщили о смерти короля Стефана, наступившей 25 октября 1154 г. Тотчас же Генрих собрал свиту и отправился в Барфлёр, где к нему присоединилась Алиенора, чтобы отплыть в свое новое королевство. Однако попутного ветра пришлось ждать более месяца[147]. Наконец, 7 декабря Генрих, сгорая от нетерпения, отдал приказ поднять паруса невзирая на непогоду. Он благополучно добрался до английского берега, где его встретили духовенство и бароны, пораженные его смелостью. В предрождественское воскресенье 1154 г., в Вестминстерском аббатстве, если верить Гервазию Кентерберийскому и Раулю Коггехолскому, Генрих и Алиенора были коронованы королем и королевой Англии[148]. Только эти два автора упоминают о королеве, которая, очевидно, мало что значила в глазах хронистов.

Генрих Хантингтонский, со своей стороны, описывает путешествие Генриха с его братьями и женой через Ла-Манш, но ничего не говорит о присутствии Алиеноры на его коронации[149]. Ни Рауль де Дицето, ни Рожер Ховденский, обычно очень точные в своих наблюдениях, не упоминают об Алиеноре ни в этом случае, ни в случае второй коронации (или торжественного собрания двора?), которая состоялась в Линкольне на Рождество 1157 г. О ее присутствии подле короля Рожер Ховден упоминает лишь один раз, описывая празднование Пасхи в 1158 г. в Ворчестере. Там, говорит он нам, король Генрих и королева Алиенора, подойдя к алтарю, возложили на него свою корону, после чего вновь взяли ее с алтаря[150]. Этим ритуалом, как и обрядом посвящения в рыцари, который распространяется в то же самое время, Церковь намеревалась показать, что король (как и рыцарь, принявший меч с алтаря) должен считать себя состоящим у нее на службе. Королевская власть ему делегирована. Королева в данном случае является соправительницей. Однако конфликт между Церковью и монархией не замедлит вспыхнуть в скором времени.

В то время как новый король Англии ожидал в Барфлёре попутного ветра, Людовик отправился в паломничество в Сантьяго-де-Компостела[151], попутно навестив Альфонса VII Кастильского, «императора Испаний», затем правителей Арагона и Барселоны и, наконец, графа Тулузского. Чтобы покаяться в «жизни во грехе» с Алиенорой, как утверждает А. Грабой[152]? В этом можно сомневаться: кровное родство было, как мы поняли, чистым предлогом, и папа безоговорочно благословил союз Людовика с Алиенорой, освободив короля от всякой вины. Некоторые кастильские хронисты XIII в., отбрасывая в сторону мысль о паломничестве, утверждают, что король желал прежде всего проверить, насколько верны слухи, касающиеся незаконного рождения его новой супруги Констанции Кастильской. Но это поздняя и не поддающаяся проверке гипотеза. Согласно Иву Сассье, король Франции скорее всего желал утвердить свое политическое и экономическое присутствие на юге Франции и укрепить свои связи с христианскими королевствами Испании[153]. Это более вероятно.

Однако упоминание о Сантьяго-де-Компостела не должно остаться незамеченным. Весть о рождении Гильома, безусловно, потрясла короля, безуспешно пытавшегося получить от Алиеноры сына. Почему бы не предположить, что набожный король попросту отправился просить святого покровителя Испании о том, чтобы небеса даровали его новой жене Констанции столь желанного сына? Мы знаем, что из этого ничего не вышло: Констанция тоже подарила королю двух дочерей, старшую Маргариту в 1158 г. и младшую Аэлису в 1160 г. И только в 1165 г., одиннадцать лет спустя, Адель Шампанская, третья супруга Людовика, на которой он женился через несколько дней после смерти второй жены, родила ему «богоданного» сына Филиппа, которого история наречет Августом.

В момент восшествия на английский трон Генрих одерживал победу «на всех фронтах». Его сын-первенец увидел свет через год после женитьбы, тогда как у Людовика в наличии были только дочери. Следовательно, аквитанским владениям было суждено стать наследством семейства Плантагенетов. Людовик смирился с этим, о чем свидетельствует отказ короля от титула «герцог Аквитании». От отца Генрих получил титулы герцога Нормандского, графа Анжу и Мена, а от супруги — титул герцога Аквитанского. Провозглашенный королем Англии, отныне он владел совокупностью земель, которые английские историки называют «Анжуйской империей», а французы предпочитают называть «империей Плантагенетов» — определение, о правильности которого спорят по сей день[154]. Теперь Генрих, несмотря на то, что по всем своим континентальным землям являлся вассалом короля Людовика, мог обращаться с ним как с равным.

Покинув французский трон ради того, чтобы выйти замуж за Генриха, Алиенора стала королевой Англии. Она могла полагать, что в политическом плане ее выбор был верен. Действительно, «вакансий» на королевский брак в эту эпоху оставалось крайне мало. О ее чувствах к новому супругу, как и о том, была ли удовлетворена ее чувственность, нам не суждено узнать. Самое большее, что можно допустить — исходя из того, сколь частыми были роды в этой королевской семье, — что ее супруг не пренебрегал супружеским ложем. Все остальное относится к области гипотез, воображения или фантазии.