Читать книгу "Кардинал Ришелье и становление Франции - Энтони Леви"

Как утверждается в письме первого придворного поэта Малерба от 17 октября 1617 г., имя, под которым этот монарх иногда фигурирует в истории, — «Людовик Справедливый» — было придумано для того, чтобы избежать укоренения другого — «Людовик-заика», о котором Малерб не упомянул бы, если бы не слышал его от других. Мария Медичи, несмотря на случавшиеся с ней время от времени приступы сентиментальности, никак не проявляла своей привязанности к сыну. В возрасте одного месяца Людовик был удален из Фонтенбло и отправлен в Сен-Жермен-ан-Ле, и только когда ему было шесть месяцев, 16 марта 1602 г., мать впервые приласкала его. Она явно предпочитала ему своего младшего сына Гастона. Именно это — в гораздо большей степени, чем все остальное, — стало причиной деформации его психики, хотя сыграло свою роль и поведение Кончини, который относился к Людовику с презрением, не снимал шляпу в его присутствии, сидел на его троне и не давал ему достаточно денег.

Психологический портрет Людовика XIII важен не только для объяснения превратностей его отношений с Ришелье, в эмоциональную зависимость от которого ему тоже предстояло однажды попасть, но и потому, что все будущее Франции зависело от его способности произвести наследника мужского пола по прямой линии. Чтобы разобраться в тенденциях европейской дипломатии первой половины XVII в., нет нужды придерживаться исторической теории «носа Клеопатры» в понимании Паскаля, который считал, что вследствие человеческой суетности сексуальная привлекательность египетской царицы, символизируемая длиной ее носа, изменила ход человеческой истории. Оглядываясь назад, мы понимаем: то сравнительно тривиальное обстоятельство, что французский престол унаследовал бы Гастон, или кто-либо из его сыновей, или, за отсутствием таковых, — Конде, мало что могло изменить в последующей политической истории Европы. А вот личность монарха редко, но могла. Во всяком случае, в то время казалось, что может.

В августе 1612 г. министры Марии Медичи дали согласие на два брака — между королем и испанской инфантой Анной Австрийской, родившейся на 5 дней раньше, чем Людовик (22 сентября 1601 г.), и между старшей сестрой Людовика и будущим королем Испании Филиппом IV. Договоры были заключены через доверенных лиц в октябре 1615 г. в Бордо и Бургосе, что вызвало тревогу в Соединенных провинциях, в Венеции и среди немецких правителей. Изысканная церемония обмена принцессами состоялась в центре Бидассоа 9 ноября. Тот факт, что по прошествии времени у Людовика и Анны Австрийской так и не появилось наследника, разумеется, стал поводом для серьезного беспокойства.

Ничто из написанного в то время авторами дневников и мемуаров о сексуальной стороне жизни Людовика XIII и его эмоциональных привязанностях не свободно от личной предубежденности, а свидетельства современников, часто окрашенные ненавистью к Ришелье, по большей части искажены злобными сплетнями или слишком откровенным стремлением обелить королевскую репутацию. Многие сообщения о французском дворе, включая письма французских придворных или иностранных послов, имели целью создать определенное впечатление за пределами Франции. Однако мы знаем о существовании целого ряда мужчин, как правило, более старшего возраста, к которым у Людовика возникала крепкая привязанность, выходившая, судя по «Занимательным историям» Таллемана де Рео, за пределы простой дружбы:

«Проявлять свои любовные качества король начал прежде всего к своему кучеру Сен-Амуру. Затем он почувствовал склонность к Арану, псарю… Великий приор де Вандом, маршал де Сувре и Монпуллен-ла-Форс, остроумный и добрый молодой человек, но уродливый и рыжеволосый… один за другим были удалены королевой-матерью. Затем появился месье де Люинь. Мы уже упоминали о нем… А о других поговорим, когда придет время».[95]

Начиная с отроческих лет Людовика, мягко говоря, влекло к мужчинам, которые часто бывали старше его. Некоторые из этих увлечений имели явно мазохистский оттенок. Ранние биографы утверждали, что, судя по всему, Людовик мог испытывать сильные, но лишь платонические привязанности к женщинам и никогда не мог преодолеть отвращения при мысли о физическом контакте ни со своей женой, ни с какой-либо другой женщиной.

Мы знаем больше о его сексуальных отношениях, чем можно было бы ожидать, из-за огромного значения, которое придавалось законному заключению брака и появлению наследника. До тех пор пока новобрачные не вступили в супружеские отношения, брак не считался священным, и связи, объединившие Францию и Испанию, не были закреплены религиозно. Испания настаивала на консуммации брака, современники насмехались над Людовиком по этому поводу, характер придворной культуры требовал подчеркнуто мужского поведения, от выполнения Людовиком супружеских обязанностей зависели продолжение династической линии и национальные интересы Франции.

Перед свадьбой Людовик проявлял все признаки нетерпения и вел себя даже с некоторой бравадой, когда оказалось, что войска Конде могут помешать ему войти в Бордо. Он вошел в город в полном воинском снаряжении, с ярким шарфом, во главе отряда кавалеристов. Но первая брачная ночь оказалась мучительной. Невесте и жениху едва исполнилось по четырнадцать лет, но политическая необходимость не терпела промедлений. Мария Медичи была рядом, для того чтобы убедиться в том, что долг исполнен, и сама препроводила сына к жене.[96]

Эруар, врач Людовика, сообщает, что он пробыл там в течение двух с половиной часов, из которых один проспал, но сказал, что выполнил свой долг дважды, в доказательство чего может предъявить кровь. Таллеман, как всегда хорошо информированный, но которому, как всегда, нельзя до конца доверять, рассказывает, будто Людовик объявил, что просто «собирается пописать в ее тело», и повторяет широко распространенный слух о том, что «из него не исходит ничего, кроме чистой воды». То, что он не страдал нарушением эрекции, также явствует из еще более непристойной истории Таллемана, смысл которой заключается в том, что король приходил в сексуальное возбуждение, когда его били.[97]